Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… Страница 10

Честно говоря, он предпочел бы Катю Нечволодову. Но она слишком далеко. Вот и слава богу, нечего даже мечтать. Надо стараться Нечволодовых обходить стороной под любым благовидным предлогом. Чтобы не рисковать.

Но когда же придет бумага из Петербурга о его переводе в Россию? И придет ли вообще?

Лермонтов щелкнул крышкой карманных часов. Двадцать пять минут двенадцатого. Можно полежать еще четверть часа. Как бы не заснуть. Нет, от впечатлений только что прошедшего да еще в предвкушении предстоящего не заснешь.

А надо ли возвращаться в Петербург? Что там хорошего? Бабушка — конечно. Близкие друзья. И журналы, где можно печататься. Но погода гиблая, вид на грязную Мойку, сплетни, светские интриги… В Москве лучше. Как-то проще, душевнее. Странный Гоголь. Пишет великолепно, но такой смешной в жизни. С сумасшедшим блеском в глазах. Говорит, что Пушкин подарил ему сюжет «Ревизора». Жаль, что он, Лермонтов, не успел познакомиться с Пушкиным. Видел только раз в жизни, на балу, издали.

Поселиться бы навсегда на Кавказе. Может, в Грузии — как Нечволодов. Или в Пятигорске. Нет, пожалуй, в Пятигорске не стоит — слишком шумно, как и в Петербурге. В Грузии спокойнее. Воздух несравненный. Какой воздух в Цинандали! Запах безмятежности, счастья. Взять в жены Майко или Като, уйти с военной службы в отставку и отдаться литературе. В голове столько планов и сюжетов! На три жизни хватит.

А сколько ему жизнь отмерила?

Лучше умереть молодым — эту мысль Арбенина он вполне разделяет.

Но не хочется, как не хочется, черт возьми, умирать в юности!

Мама́ умерла в двадцать два, папа́ в сорок четыре. Значит, он — в тридцать три. Если верить в нумерологию…

Он снова посмотрел на часы: без четверти полночь. Пора собираться.

Застегнул мундир, расчесал гребешком волосы. Посмотрелся в зеркало. Да, усы могли бы быть погуще. Борода вообще растет плохо, он ее сбривает без сожаления. Нос чересчур вздернутый. Да, не Аполлон. Вылитый Маешка. Но ведь кто-то влюбляется — и серьезно. Например, Сушкова. Да и Лопухина относилась к нему с нескрываемым чувством. Просто не дождалась… И отчего влюбляются? Некрасивый капризный мальчик. Разве что поэт. Но в мужчин не влюбляются за их талант. Или очень редко. Женщин пленяет вовсе не это. Ну-с, посмотрим, кто ждет его сегодня в беседке. Неплохой сюжет, впрочем, не слишком новый. У кого-то он читал в романе нечто похожее? У аббата Прево?[16]

Вылезти из окна и спуститься, пользуясь выступами каменной кладки, было несложно. Он спрыгнул в кусты сирени. Выпрямился и огляделся.

Стояла темная ночь. Месяц едва проглядывал сквозь лохматые черные облака. Тишина, ни шороха. И цикад не слышно: поздно, осень.

А в какой стороне беседка? Не хватало еще заблудиться ночью в парке. То-то выйдет конфуз! Примут за ненормального. Гоголю бы простили, он и так чудак. Михаил же драгун с трезвым рассудком.

Лермонтов выбрался на аллею и пошел наобум. Вот ведь дура: для чего назначать свидание в беседке, раз он не знает, где эта беседка находится? Никакого соображения — не могла поставить себя на его место. Броди теперь в темноте. Как тать в нощи.

Не видать ни зги. Может быть, налево?

Но зато ощущение непередаваемое: теплая осенняя ночь, ни ветерка, остро пахнет листьями, землей и цветами сирени…

Сирени тонкий, сладкий ароматМеня пленил однажды совершенно,Когда аллеей шел уединенной,Любовию обманываться рад…Я шел в сирени, повторяя едко:«Да где же эта чертова беседка?!»

«Так! Вроде шорох. Это, должно быть, мышь. Или все-таки платье незнакомки? Жаль, что нет фонаря. Или свечки.

Кажется движение за стволами. Так и есть — беседка. Слава богу! Все-таки нашел.

Фигура в темном плаще с накидкой. Сцена — как в какой-нибудь пьесе Лопе де Вега[17]. Или Тирсо де Молина[18]. Мои испанские корни, где вы там? „Буэнос ночес, сеньорита! Кэ таль? Комо эста Устед?“[19] Здесь мои познния в испанском кончаются. Надо переходить на французский».

— Бон нюи, мадемуазель. Комман са ва?[20]

Он подошел почти вплотную, но лица не видел.

— Трэ бьен, мерси[21].

Голос не узнал, потому что пискнула еле слышно.

Взял ее за руки. Пальчики холодные и заметно дрожат.

— Вы хотели меня видеть, я пришел. Только я вас не вижу. Кто вы, мадемуазель?

Она тяжело дышала и не отвечала.

— Ах, скажите же что-нибудь!

Молчит. Хочет отнять руки.

— Говорите же ради всего святого!

Она пролепетала:

— Михаил Юрьевич… Мишико… — и заплакала.

— Господи Иисусе! Что с вами? — обнял Михаил ее за плечи.

Девушка порывисто прижалась к нему, и он почувствовал спазмы плача у нее в груди.

— Не таитесь, откройтесь, — произнес корнет мягко. — Все, что наболело. Я постараюсь помочь.

Она сжала его ладони и подняла лицо.

— Поможете?

— Обещаю.

— Михаил Юрьевич… Мишико… Женитесь на мне!

Изумившись, он пробормотал:

— Боже мой, о чем вы?

— Увезите меня отсюда. Я готова разделить ваш суровый армейский быт. Ожидать вас после сражений, ухаживать в случае ранения… Стану вам примерной женой.

Лермонтов не знал, что сказать. Наконец с трудом произнес:

— Шутите, сударыня?

— Ах, какие шутки! Это мольба! Никому другому я не могла бы открыться. У меня нет настоящих друзей. Я живу в доме моей тетушки…

«Это Майко! — догадался он не без удовольствия. — А что, может и в самом деле жениться?»

— Здесь и дома я ни в чем не нуждаюсь. Я княжна, все меня любят. Дома — дорогие мне сестры и брат. Меня намереваются выдать за богатого жениха. В благодарность им не смогу отказать и пойду за нелюбимого князя… Но в душе — тоска, тоска! Я способна на большее: стать подругой великого человека. Такого, как вы.

— Вы мне льстите, милое дитя.

— Ах, не говорите со мной в таком тоне! Точно Онегин в ответ на письмо Татьяны. Я уже не ребенок. Мне осьмнадцать лет, и я могу сама сделать выбор. Вся моя надежда на вас! Буду только с вами — и ни с кем более!

— Вы меня пугаете, Майко.

— Вы военный, а военным не пристало пугаться.

— Знаете, женитьба — чрезвычайно ответственный шаг.

— Хорошо, не женитесь, это все равно, только увезите меня с собой.

— Разрешите подумать до утра? Я человек рассудочный.

Девушка разжала пальцы и отстранилась.

— Не хотите… понятно…

— Погодите! Перестаньте, ей-богу, злиться. Я же не сказал «нет». Были б вы происхождения низкого или сирота. Но украсть княжну, да еще окруженную сонмом родичей, — дерзость непомерная. И куда бежать? Я на службе под особым приглядом. Нет, бежать не удастся. Выход один — законный брак. Я могу испросить дозволения жениться у Безобразова. Вы ведь знаете: лица из числа офицерского состава по закону, изданному императором, не имеют права жениться без разрешения своего командира. Предположим, Безобразов не возразит. Но дадут ли согласие ваши родственники?