Гельмут Улиг - Будда Страница 10

После того, как Бодхисатва сел на своего коня и велел Чанне ухватиться за его хвост, подъехал он в полночь к большим городским воротам. Но царь думал так: «Бодхисатва никаким образом не сможет открыть городские ворота и скрыться», и он так все устроил, что каждую из двух створок ворот могли открыть только тысяча человек. Но Бодхисатва, наделенный силой и мощью, обладал в пересчете на слонов силой десяти тысяч миллионов слонов, в пересчете на людей силой в сто тысяч миллионов человек.

Тут он подумал: «Если ворота сегодня не откроются, то я, сидя на спине Кантхаки, вместе с Чанной, держащимся за хвост коня, понукну коня ногами и перепрыгну на нем степу высотой в восемнадцать локтей».

Чанна, со своей стороны, размышлял: «Если ворота не открыты, то я посажу принца на свои плечи, сам я обхвачу Каптхаку правой рукой под брюхом, схвачусь за подпругу и перепрыгну стену.»

А Кантхака думал: «Если ворота не открыты, то я подниму моего господина, который сидит у меня на спине, вместе с Чанной, который держится за мой хвост, и перепрыгну через стену».

Если бы ворота не были открыты, то тот или другой из троих так бы и сделал, как он себе это представлял. Но одно из божеств, находившееся у ворот, открыло их.

В этот момент Мара, злой дух, думал: «Я заставлю Бодхисатву повернуть назад», и стоя в воздухе он окликнул: «Достойнейший, не уходи; через семь дней ты увидишь колесо господства миром; ты приобретешь господство над четырьмя частями света, окруженными двумя тысячами островов, вернись, достойнейший!»

Тот спросил: «Кто ты?»

«Я Вашуватти», — притворился он.

Тогда возразил Бодхисатва: «Мара, я понимаю, что мне могло бы явиться колесо господства над миром, но мне не нужно царства, я заставлю возликовать десять тысяч миров и стану буддой».

На это сказал Мара: «Отныне я буду узнавать по тебе каждое движение твоей мысли, будь то желание удовольствия или недоброжелательство, или злодеяние, как только ты об этом подумаешь»; — и чтобы найти в нем какой-либо порок, он всюду следовал за ним, как тень.

Но Бодхисатва, лишенный чувства алчности, отверг обещанное ему господство над миром как сгусток слюны и покинул с большими почестями город в полнолуние Ашальхи, в последний день Ашальхи-Накхага».

В тот же день праздника, в который он, Сиддхартха Гаутама, тридцать лет назад был рожден, он покидает дворец своих родителей, который он воспринимает как тюрьму, как «морг». Он разрывает последние связи с домом, отсылает назад Чанну и становится свидетелем смерти своего любимого коня от боли разлуки.

Оставшись один, он отрезает себе волосы, которые как светящийся знак поднимаются в небо, и надевает монашескую одежду. Так свершается внешняя перемена, которая, однако, как мы увидим позже, не приводит к давно желаемому внутреннему изменению.

Он добился решающей победы над Марой, воплощением зла, при выезде из Капилавасту. Но уже вскоре он вынужден узнать, как многолик дьявол на этой земле и как трудно даже самым доброжелательным утвердить себя в поисках истины.

Родительский дом, семья и благополучие, «жизнь в нормальных условиях», как сегодня говорят у нас, остались позади. Без средств, один в чужом окружении, он был вынужден выпрашивать себе пропитание и искать на ночь сухое место для сна.

Большего контраста, чем между его домом и теперешней его жизнью, представить невозможно. Но чужбина должна была принести ему спасение, отсутствие соблазнов и глубокое познание, на которое он надеялся. Он еще находился между конфликтом и преодолением, между сном и пробуждением. Его целью было окончание запутанного круговорота перерождений — нирвана.

Хотя это слово «нирвана» описывает самое таинственное, к чему может стремиться человек, и труднообъяснимо, и прежде всего небуддистам его почти невозможно сделать понятным, оно, однако, после того, как Будда после долгих земных странствий наконец достиг нирваны, стало целью для многих людей. Поэтому мы хотим, странствуя вместе с Буддой, постоянно держать его в поле нашего зрения.

Уже в первую ночь своего бегства Сиддхартха Гаутама прошел длинный путь. Он верно опасался, что иначе слуги отца нападут на его след и силой вернут назад. Но уже несколько часов спустя он пересек границу родного царства.

Его первой целью была расположенная далеко на юго-восток от Капилавасту Раджагаха, где он встретил молодого царя Бимбисару из Магадха, который предложил ему разделить с ним его власть как великого царя. Но и здесь ушедший в отшельничество остался непоколебимым, как бы царский город Раджагаха ни превосходил блеском и богатством его родной Капилавасту.

На долгое время это стало последней встречей Сиддхартхи с внешним блеском того времени. Он пережил ее уже как изгой, так как слуги царя Бимбисары встретили сына раджи как нищего, просящего милостыню.

Совсем иначе, чем в Раджагахе, выглядел окружающий мир в городах, которые посещал в своих странствиях бездомный. Он встретил странствующих монахов и аскетов, подобных он уже видел в окрестностях своего дворца. Теперь он вплотную соприкоснулся с ними и разговаривал с ними. При этом он установил, что совершенно различные мотивы побудили их покинуть дом и семью. Наряду с действительно ищущими смысл жизни, которые, как он сам, стремились к знанию, было много других, которые покинули своих близких из-за пресыщения, скуки или раздоров. Они уходили от споров и ссор с женой и детьми, а прежде всего от притязаний, которые тогда, как и сейчас, свойственны многим людям. Они ушли, потому что не могли выполнить то, чего от них ждали. Но у большинства причиной была просто нужда, которая гнала их на улицу, делала их бездомными, что во все большей мере мы наблюдаем и сейчас.

Высшей целью для аскетов было отсутствие потребностей. При этом многие из нужды делали добродетель, надеясь получить вознаграждение за свое отречение в этой или в следующей жизни. Многие очень легко воспринимали аскетизм, ели тайно то, что смогли получить. Других фанатизм доводил до голодной смерти. Некоторые придумывали себе диету, согласно которой ели только фрукты или только жидкую пищу. Многие в распределении приема пищи следовали космическим законам. Они ничего не ели в новолуние, а потом каждый день до полнолуния на один кусочек больше, после чего опять каждый день до следующего новолуния на один кусочек меньше.

Уже по этому одному вопросу проходили бесконечные дискуссии, одни обвиняли друг друга в приеме запрещенной пищи, в количестве съеденного и неправильном времени приема пищи. Другие смеялись над бесплодным спором. Для многих это было спектаклем и возможностью показать себя, тем более что на улице проходила жизнь не только аскетов.