Ольга Грейгъ - Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх Страница 10

Изыскивая всякие неприличия в поведении взрослого дяди и его простодушной молоденькой племянницы, авторы друг за другом пересказывают факт, что когда Гели приходила на уроки музыки к заменившему Фогля преподавателю музыки Гансу Штреку («адъютант Людендорфа в дни путча, который убедил Гитлера, что девушку можно научить пению»), будто бы Гитлер «тайком пробирался в квартиру преподавателя, подслушивал из прихожей пение своей племянницы. Штрек его как-то поймал. Учитель пения нашел, что Гитлер вел себя «как влюбленный школьник», его поведение нельзя было назвать нормальным» (Э. Шааке. Женщины Гитлера. М., 2003, с. 104). Однако, во-первых, «тайком» пробраться в квартиру учителя было невозможно, потому что дверь приходящим открывала прислуга, во-вторых, что плохого ожидать несколько минут вне кабинета, где идут занятия? В-третьих, сведения о «влюбленном» Гитлере распространил все тот же Эрнст Ханфштенгль, а после позаимствовали другие авторы. На это же указывает и Эрих Шааке, взяв слова о влюбленности в кавычки и сделав сноску, однако мысль ему явно пришлась по душе, иначе бы он не сделал вывод о ненормальности чужого поведения. Впрочем, у самого Ханфштенгля мне встретилась другая фраза о тех же событиях: «Иногда он приезжал сам и заходил за ней до окончания урока, тихо входил и слушал из зала» (Э. Ганфштенгль, с. 175).

В отношениях с девушками Гитлер не позволял себе ничего лишнего. И вряд ли в этом видится небрежение женщинами и предпочтение им мужчин, – о чем также любят рассуждать многие. Скорее всего, истоки такого, замечу – абсолютно нормального для первой половины ХХ века! – поведения кроются в пуританстве и соблюдении традиций. Семья и брак еще святы в обществе. И судить о поведении мужчин, живших почти 100 лет назад, мы можем, только отказавшись от той наносной свободы блуда, которую нам прививает развращенное общество и СМИ. «Девушки (речь идет об уже упоминаемых поездках на природу. – Авт.), как это позже описывала Генриетта Гофман, – подыскивали скрытое кустами место для купания: «Мы купались обнаженными и высыхали затем на солнце: надеялись стать совсем коричневыми. Как-то на обнаженную Гели села целая стайка бабочек». Гитлер при этом всегда держался на расстоянии от девушек. Сам он никогда не плавал и даже не показывался в купальном костюме – ему было бы неприятно, если бы его тело видели другие. Вместо этого он сидел в своих коротких кожаных штанах под елью и читал книги. В самые жаркие дни он снимал обувь и носки и шлепал босыми ногами по мелководью» (Э. Шааке, с.с. 105–106).

Во время ли таких идиллических радостей на лоне природы усиливалась симпатия Гели Раубаль к личному шоферу дяди – Эмилю Морису, который «исполнял на гитаре для Гели ирландские народные песни» (по свидетельству Генриетты Хоффманн)? Тот же А. Иоахимсталер отрицает подобное, потому как, по его словам, Гели Раубаль приехала в Мюнхен 5 декабря 1927 года, а Эмиль Морис был уволен шефом 22 декабря 1927 года (работал с марта 1925 г.). Однако молодые люди могли познакомиться прежде, например, в 1926-м, когда гимназистка приезжала с экскурсией в Мюнхен и встречалась с матерью и дядей. К тому же факт тайной помолвки между ними действительно имел место. Впрочем, довольно подробно об отношениях этой пары в свое время было рассказано в книге Анны Марии Зигмунд «Лучший друг фюрера» (вышла в переводе на русский в 2006 г.).

Известно, что Морис за события ноября 1923 года также девять месяцев провел в тюрьме Ландсберга, и стал водителем Гитлера через некоторое время после отсидки. В своих показаниях в 1948 году он сообщал: «В 1926 году я вступил в партию и СС. Причиной моего выхода из партии в конце 1927 года явилась моя помолвка (с Гели Раубаль), которая не устраивала Гитлера. Он просто перестал меня использовать, не объясняя причины. После того как я прожил свои сбережения, я подал на него в мюнхенский суд по разбору трудовых конфликтов, добиваясь выплаты причитающегося мне жалования. Суд обязал Гитлера уплатить. С этими деньгами в 1928 году я начал свое дело как часовщик. Тогда меня считали «вне закона» из-за того, что я посмел пожаловаться на Гитлера».

«Когда в декабре 1927 года он (Эмиль Морис. – Авт.) был помолвлен с Гели Раубаль, Гитлер потребовал от него либо немедленно расторгнуть помолвку, либо уйти с его службы. Поскольку Морис не согласился на первое, Гитлер уволил его и резко оборвал дружбу с ним», – писала в стенографических заметках Кристина Шрёдер. Любители «клубнички» увидели в этом увольнении лишь месть влюбленного дядюшки. Тогда как ответ кроется в широко (!) цитируемом письме Гели Раубаль к Эмилю Морису от 24 декабря 1927 года: «Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года… Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа)». Но что свершится через два года? – всего-навсего наступит совершеннолетие Гели! И разве отцы в добропорядочных семьях немецких бюргеров поступали иначе?! Да, Адольф Гитлер ей не отец, но он, взяв на себя заботу о семье, отчасти заменил Гели отца. Судите сами хотя бы по этому письму (цитируется по книге А. Иоахимсталера, с. 246–247).

«Мой милый Эмиль!

Почтальон принес мне уже три твоих письма, но я никогда так не радовалась, как читала последнее из них. Наверное, причина в том, что мы в последние дни так много пережили. За эти два дня (с 22 декабря) я так страдала, как никогда прежде. Но так должно было случиться, и это определенно хорошо для нас обоих. Теперь у меня такое ощущение, что эти дни связали нас навсегда. Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года… Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа). Ты должен работать, чтобы заработать нам на жизнь. …кроме моей любви и безусловной верности Тебе… Я бесконечно люблю тебя! …Дядя Адольф требует, чтобы я училась дальше… Сейчас он ужасно ласков. Я хотела бы принести ему большую радость, только не знаю, как это сделать… Но дядя А. говорит, что наша любовь должна оставаться тайной… Думаю, я буду совершенно счастлива. Вечером мы увидимся у рождественской елки или, может, даже днем? Милый, милый Эмиль, я так счастлива, что могу остаться с Тобой. Мы будем видеться часто и часто наедине, это обещал мне дядя А. он – золото. Представь себе, если бы я теперь оказалась в Вене. Я бы долго не знала о тебе ничего. Мне так одиноко в Вене, хотя там моя мать. Ты был бы здесь, в Мюнхене. И я обязана этим главным образом фрау Гесс. Сначала я не хотела, чтобы она пришла ко мне. Но когда она пришла, то была так ласкова, она – единственный человек, верящий, что Ты действительно любишь меня, и поэтому я ее полюбила. Надеюсь, Ты получишь письмо уже сегодня вечером!