Анатолий Гуськов - Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. Страница 10

Сижу как-то за обедом и вижу — в магазин входит почтенная дама. Тут же завела оживленный разговор с хозяйкой магазина о разных житейских делах, а затем «по секрету» поведала неприятную новость. Она слышала от одного очень важного господина о том, что скоро могут прийти русские войска и тогда будет ужасная беда. Это ведь совершенно дикие люди, необузданные, которые живут как первобытные. Знакомый встречался с каким-то интеллигентным русским человеком и даже он, показывая на сыр, спрашивал: «Это мыло?». Вот какая отсталость царит в этой стране.

Моя «благодетельница» — хозяйка молочной, пошла еще дальше, заявив, что если русские придут, они нас ограбят и лишат жизни. Какое же кипело во мне зло и негодование к этим недалеким женщинам, но пришлось промолчать.

Несмотря на все усилия буржуазной пропаганды распространять антисоветские измышления и клевету, народ Литвы все активнее и энергичнее выступал против существующих порядков, проходили массовые митинги, но полиция каждый раз грубо вмешивалась и разгоняла их участников.

У меня с Кузмой появилось несколько надежных помощников, которые вводили в курс событий в уезде, а один из них, Иозас Юрайтис, очень способный молодой человек, по рекомендации подпольного уездного комитета компартии Литвы, учитывая сложную обстановку, был назначен моим телохранителем, верно и преданно следуя за мною всюду как тень.

Дела наши шли неплохо, были налажены хорошие контакты со многими влиятельными людьми и в силу своих возможностей я старался помочь уезному комитету компартии в организации политической агитациии и распространении идей о необходимости установления советской власти.

15 июня 1940 года наши войска перешли границы прибалтийских государств и заняли несколько опорных пунктов, но не вмешивались в происходящие события. Это было событием огромного значения и послужило серьезным импульсом для подготовки свержения профашистского режима в стране. Президент Сметона почувствовал недоброе и в тот же день сбежал в Германию (Восточную Пруссию).

Через несколько дней образовалось новое правительство Литвы, которое возглавил Юстас Палецкис, впоследствии председатель Президиума Верховного Совета Литвы.

Несмотря на то, что весь государственный аппарат остался старым, порядки решительно менялись. Народ облегченно вздохнул, почувствовал близкую возможность получить долгожданную свободу. В конце июня компартия вышла из подполья, политические заключенные были освобождены.

Активность народа била ключом, но старая государственная машина продолжала работать в прежнем порядке и ритме. Реакционные элементы не собирались уступать свои позиции без боя. Трудно передать мою радость, которую я испытывал в тот период, и, не теряя времени, установил контакты с командованием ближайшего гарнизона, договорился о способах связи и взаимодействии.

Появившаяся у меня полная уверенность и торжестве нашего дела породила известное ослабление бдительности в отношении с некоторыми людьми, за что чуть было не поплатился головой.

«Губайтис» из «Совгума»

Вот как это было. В Зарасайском уезде около 15 % населения по происхождению были русскими и исповедовали православную веру. В городе была небольшая церковь, священнослужителем которой являлся Даниил Рукавицин. Это был крупный, лет 50 рыжеволосый мужик, с большой окладистой бородой, угрюмого и очень неприятного вида. У него была большая семья. Жил он на восточной окраине города в собственном доме, недалеко от больших озер и систематически занимался рыбной ловлей, для чего имел неплохую рыбацкую лодку и соответствующее снаряжение. Мое внимание Даниил привлек тем, что в церкви вел наглую антисоветскую агитацию и возбуждал верующих против прогрессивно настроенных элементов, считая их врагами Бога и православной веры. Все обдумав как следует, я решил «перевоспитать» попа и обратить его службу в нашу пользу. План мой был предельно прост и даже примитивен. Установив, что каждое утро, не занятое службой в церкви, он проводит на рыбалке, я решил встретиться с ним на озере и провести соответствующую беседу. Приехав на автомашине рано утром на озеро с удочками, я без труда встретился с Даниилом и познакомился, как «рыбак с рыбаком», представившись сотрудником политической полиции «Совгума» Губайтисом. После первой, довольно удачной рыбалки мы договорились встретиться через день на том же месте. Вторая встреча состоялась в установленное время. Поприветствовали друг друга. Я сказал, что мне надо с ним поговорить по душам. Отец Даниил предложил мне сесть в лодку и отплыть подальше от берега, чтобы «земля не слышала». Отплыв на 300–400 метров, я начал разговор примерно так. «Как Вы оцениваете политическое положение в стране? Как смотрите на происходящее брожение в народе против существующей власти? Ваше мнение относительно перехода границы русскими войсками?».

Даниил Рукавицин на мгновение задумался, не торопясь разбрасывая «донки», а затем, как-то побагровев, сказал: «Надо уничтожить всю эту коммунистическую тварь, вырвать с корнем, как вредную траву. Надо беспощадно уничтожать всех главарей коммуны вместе с их потомством. Я не понимаю, что вы сидите в Каунасе и бездействуете».

«Богослужитель» выступил как самый отъявленный фашист и убийца. Он был готов уничтожить все передовое и прогрессивное. Когда я попытался сказать, что это негуманно со стороны служителя православной церкви, он еще больше рассвирепел и, не сдерживаясь, начал доказывать, что если мы не уничтожим коммунистов, то они нас уничтожат.

Выслушав такие речи собеседника, я вдруг по-русски сказал святому отцу: «А что, отец Даниил, если перед Вами не сотрудник «Совгума», а сотрудник органов НКВД?».

Мои слова, как электрическим током, ударили Даниила, в одно мгновение он схватил весло и оно просвистело над моей головой. Только инстинктивно я почувствовал недоброе и вовремя нагнул голову, чтобы избежать удара. Тут же я выхватил из кармана пистолет и, наставив на него в упор, приказал грести к берегу. Даниил, не ожидавший такого оборота дела, повиновался, и скоро мы примчались к берегу.

Разошлись молча, каждый обдумывал свой поступок. Я был крайне раздосадован и ругал себя последними словами за необдуманные действия. Подойдя к машине, я никак не мог решить, что же мне делать? Как поступить со «святым отцом»? В сознании кипела ненависть и хотелось убить его, но, поразмыслив немного и не сказав ни слова своему новому «другу», я сел в машину и убрался восвояси.

Как мне потом стало известно, Рукавицин прибыл в Литву из Петрограда вместе со своим отцом после установления советской власти в нашей стране. В самом начале войны, когда наши войска отступали, Рукавицин-старший обстреливал их из пулемета с церковной колокольни и был убит в перестрелке.