Хайнц Шаффер - U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера Страница 10

Наши офицеры получили приказ при реквизиции французских кораблей действовать обдуманно и гуманно. Мы и в самом деле обращались с побежденными французами «методом бархатных перчаток». Как появившиеся позже пропагандистские материалы искажают факты! Например, нам пришлось переоборудовать 1500-тонный пароход-паром, построенный в 1898 году, в вооруженный вспомогательный крейсер, хотя рядом стоял корабль более современной конструкции. Приходилось платить жизнями немецких моряков за такое рыцарское поведение!

Неожиданно условия нашей службы изменились. Многие наши офицеры были резервистами, не имевшими понятия об обучении кадетов, что для нас оказалось совсем неплохо. Гораздо легче отойти от военных привычек, чем приобрести их. И вскоре мы отрастили усы и бакенбарды, сняли кольца с наших фуражек, а брюкам теперь позволялось сидеть мешковато. Наши кадетские звезды, которыми мы когда-то так гордились, давно заменили кнопки, потому что мы абсолютно не считали нужным показывать всем, что мы только эмбрион офицера. Офицеры часто ходили в штатском, но нам это запрещалось.

В доке Ла-Палис работа над будущим вспомогательным крейсером продвигалась быстро. Меня, поскольку восемь лет в школе я учил французский язык, сделали переводчиком. Теперь я часто разъезжал вместе с командующим флотилией и участвовал в различных конференциях и переговорах. Нередко мы устраивали праздники. Никто больше не принимал войну всерьез. Мы стояли на пороге мира. Таково, во всяком случае, было общее мнение.

Наша первая задача – сопровождать торговые корабли через Бискайский залив в Германию. По пути нам часто встречались мины, а иногда на нас налетали английские самолеты.

Вскоре после этого меня перевели на патрульный корабль водоизмещением 250 тонн. У нас была одна пушка и 20 человек команды. Мы часто находились на некотором расстоянии от гаваней в Бискайском заливе, и тяжелые волны перекатывались через борт судна. Сначала я жестоко страдал от морской болезни. Мои товарищи-рыбаки забавлялись, глядя на мои страдания. Однажды, когда я побелел как бумага, один из них с гамбургским акцентом сказал, что самое лучшее для меня – глоток рома, Меня заставили выпить целый стакан. Признаться, не назвал бы эту затею удачной.

Через две недели, однако, я чувствовал себя не хуже любого из них и никогда больше морской болезнью не страдал.

Однажды, когда я еще служил на патрульном судне, на наших глазах торпедировали итальянскую подлодку, и нам пришлось сопровождать ее в Бордо. Вокруг рвались глубинные бомбы. Наши корабли сопровождения не были оборудованы для такого способа ведения войны, а противолодочные устройства нельзя создавать импровизационно. В то же время нас редко атаковала авиация, потому что в те дни люфтваффе полностью контролировало Бискайский залив.

Повсюду мы замечали приготовления к вторжению в Англию. Для этого приспосабливались все имевшиеся в наличии суда. На речные суда ставили вспомогательные двигатели и для увеличения их скорости в особых случаях устанавливали один или даже два авиационных мотора. Носы кораблей оборудовались так, чтобы скат был приспособлен для высадки танков на плоском берегу. Все работали неистово. Нам выдали винтовки и гранаты для вступления в бой в любой момент. Нам снова казалось, что дело вот-вот дойдет до десанта. Затем всю флотилию охватило огромное возбуждение. Все корабли получили приказ в запечатанном конверте, который следовало вскрыть при кодовом слове «Морской лев». Мы были абсолютно уверены, что в них содержался приказ атаковать Англию с указанием курса и точек высадки. В течение нескольких дней все разговоры велись только на эту тему. Но вскоре мы узнали, что все предприятие отложено. Был ли у нашего командования лучший план?

Тем не менее наш отряд доказал, что он чего-то стоит. Нас наградили знаком патрульной службы.

Впоследствии нас отправили в Роттердам на переоборудование, а нам, кадетам, приказали в течение нескольких дней явиться в военно-морскую академию в Фленсбурге. Высоко подняв голову и выпятив грудь, украшенную первыми боевыми наградами, мы промаршировали через ворота будущего дома. Весь наш выпуск встретился снова. Друзья собрались со всех фронтов – Северного и Средиземного морей, Норвегии.

При первой же проверке командующий, сурового вида адмирал, обрушил на нас свой гнев. Мы и на самом деле были разболтаны и неряшливы. У некоторых росли бороды, некоторые пытались отрастить усы. Теперь, конечно, никто не смог бы узнать бывших кадетов на борту «Горьха Фока» или «Шлейзена». Некоторые из моих однокурсников погибли. Другие изменились до неузнаваемости. Война превратила нас в мужчин.

Учебные здания образовывали огромный каменный лабиринт. В каждой комнате жили по четыре человека. В высоких коридорах висели мемориальные доски и модели кораблей. Древние флаги, разорванные в боях, украшали стены. Грубо говоря, здесь буквально «воняло» традицией. Теперь мы были на полпути к тому, чтобы стать моряками. Отсутствовала только портупея, символ сдачи последнего экзамена на звание офицера. Но кто на берегу знал об этом?

В морской академии работать приходилось много, наши командиры были достаточно взыскательны. Основное, чем следовало овладеть, – астрономическая навигация. Мы усиленно изучали высшую математику, кроме того, нас учили физике и химии. Качество преподавания было превосходным.

Конечно, немецкий военно-морской флот требовал большого запаса практических знаний. Мы учились ставить парус и запускать двигатель. Мы ходили в учебное плавание на борту 1000-тонного парохода, переданного в полное наше распоряжение. Однако мы сравнительно мало занимались действительно боевой подготовкой, хотя и тренировались в стрельбе из пушек и торпедировании. Существовало так много разных типов судов и производилось так много новых видов оружия, что казалось ненужным изучать каждое из них, даже если бы у нас хватило времени. Так много надо было бы узнать, что на овладение этим ушли бы годы, если не десятилетия, а к тому времени, когда курсант подходил к концу обучения, он уже забыл бы начало. Поэтому академия в Фленсбурге давала полный курс навигации и только общие представления о тактике, вооружении и истории флота.

Гардемарины хорошо известны своими проделками, и наше начальство не карало их слишком серьезно. Один из моих друзей купил удочку, леску и прочую снасть, и в свободное время удил на пирсе. Над ним многие подшучивали, ведь всем было хорошо известно, что воды вокруг академии совершенно лишены рыбы. Однако удивительный факт: в первый же день он выловил прекрасную рыбину около 20 фунтов весом. Молва об этом событии широко распространилась, и даже офицеры приходили посмотреть; Ему всегда удавалось что-то поймать. Воодушевленные его успехами, многие купили удочки и тоже принялись искать счастья. Мой друг сиял от удовольствия. Очевидно, он был единственным, кто действительно понимал толк в рыбной ловле. Он объяснял, что получил особые знания, когда служил на тральщике в норвежских фиордах. Вы должны иметь чутье, утверждал он, и кое-что еще. Никто не принимал его слова всерьез, но от факта, что ему везет всегда, а другим не посчастливилось ни разу, деваться было некуда. Однажды, когда на пирсе собралось множество рыбаков, он стал тянуть якобы с видимым усилием, объясняя, что должен вытащить исключительную добычу. И оказался прав: поймал… очищенную селедку. Мы все захохотали. Только чудо помогло ему уйти с пирса живым после того, что его заставили многократно нырять. Объяснением исключительного везения в ловле оказалось, что прямо под местом, где он удил, сидел его сообщник с мешком рыбы, только что купленной у торговца. Когда товарищ бросал ему камушек, он наживлял рыбку на крючок. Форма камушка указывала на требуемый вид рыбы. Нашего комедианта отправили к командиру, который, однако, оценил шутку и не наложил взыскания.