Франсуа де Жоффр - Нормандия — Неман Страница 10

— Чтобы добраться туда, я согласен ехать даже через ад, — говорит он.

Объехав почти половину земного шара, через Тихий океан, Соединенные Штаты Америки и Атлантический океан, Пуйяд попадает, наконец, в Лондон. Там ему предложили работу в штабе. В ответ Пуйяд только рассмеялся. И вот он уже едет в «Нормандию» через Каир Иран.

Рассказывать о Пуйяде — значит говорить о всех, кто входил в состав полка «Нормандия — Неман». Это значит говорить о всех тех, кто спешил в Россию из различных уголков земного шара, чтобы присоединиться к этому необыкновенному полку, который на протяжении более трех лет давал возможность французскому трехцветному флагу быть представленным в победах Советских Вооруженных Сил. Это значит говорить о Бертране из Дижона, ветеране 1940 года, который, когда ему уже перевалило за сорок, сумел пересечь Пиренейский хребет, но в Барселоне попался на удочку мнимых друзей, оказавшихся на самом деле полицейскими агентами. Это значит говорить об Ирибарне — чемпионе Франции по национальной французской игре в ручной мяч, об асе Лемаре, об отчаянном храбреце Карбоне. Это значит говорить об экс-чемпионе Европы по легкой атлетике Андре, которого все называли «четырехсотметровкой», о Мерцизене, Казаневе, Марши, Фельдзере, Сейне, о Сэн-Марсо, ловком фокуснике и искусном рассказчике, о Фалетане, Сэн-Фалле. Это значит говорить о Кюффо, Амарже, Мартэне, Пенверне и многих других, таких, как Перрэн, Кастэн и капитан Дельфино — наш будущий командир полка, о всех этих асах, сбивших за войну до пятнадцати вражеских самолетов каждый, а также о сбежавших из Испании Женесе, Керне, Мансо, Эмоне и братьях Шалль.

Они были первыми солдатами «Нормандии — Неман», первыми действующими лицами героической трагедии, о которой я постараюсь рассказать вам простыми словами.

Глава IV

Похоже, что большое путешествие скоро начнется. В атмосфере, царящей на базе Раяк, чувствуется что-то такое, что не может никого обмануть. Поговаривают, будто начатые несколько недель назад переговоры между майором Мирле и советскими представителями закончились успешно. Правда, пока это только слухи. Но слухи растут, становятся все более конкретными. Генерал Пети, глава французской военной миссии в СССР, будто бы сообщил телеграммой, что все визы (за исключением одной) получены и отлет намечен на 12 ноября.

Вечером в офицерском клубе базы Раяк чувствуется особенное оживление, раздаются голоса:

— Ну, летим все-таки!

— Это прекрасно!

— Итак, в дорогу!

— Вина для всех!

— Друзья, чокнемся!

Все торжественно отмечают самое приятное в жизни летчика-истребителя событие, когда его посылают навстречу риску и подвигу.

Только капитан Литольф продолжает работать в кабинете, увешанном картами. Ему выпала честь возглавить первую группу, французских летчиков. Он хочет, чтобы все шло как можно лучше, и сам обдумывает малейшие детали отлета.

Имя Литольфа хорошо известно каждому французскомy летчику. Всё знали Гинемера — человека и героя. Тридцать лет спустя появляется другой авиатор из плеяды гинемеров — Литольф, Он также считает, что «ничего не отдано, если не отдано все».

Литольф, летчик высшего класса, принадлежит к категории тех людей, которые не признают капитуляции. Он предпочитает смерть поражению и поэтому не считается с приказами правительства в 1940 году. Еще до боев в СССР Литольф на самолете «харрикейн» сражается в Греции с «юнкерсами». Затем он бьется против Роммеля в Ливии. Боевое радение, в результате которого одна рука у него сделалась почти неподвижной, не останавливает Литольфа. Он хочет идти все дальше и дальше, делать все больше и больше. Именно поэтому он настаивает на его включении в группу «Нормандия» с первого же дня ее формирования. Вся база в волнении. В бараках, клубе, в аллеях — всюду слышны возбужденные голоса. Альбер встретил капитана Литольфа и обратился к нему:

— Прошу извинить, мой капитан. Вы не знаете, как нам придется добираться?

Как всегда, Альбер был не один. Его сопровождали два товарища. Они начали шутливо подсказывать различные способы передвижения:

— Пешком?

— Верхом?

— На такси?

— Может быть, на велосипеде?

— На подводной лодке?

— На тройке?

Строгий взгляд капитана пресек дальнейшие шутки. Он сухо ответил:

— Поездка будет сложной. Возможно, нам придется воспользоваться всеми средствами, которые только что были перечислены. Три американских «Дугласа» из Каира будут здесь завтра утром. Они нас доставят только до Багдада. Затем — что подвернется под руку. До Басры, конечно, поездом. Потом на грузовиках до персидской границы. И, наконец, до Тегерана опять поездом.

— А в Тегеране? — спросил Альбер. Литольф пожал плечами.

— Тегеран… Дальше поезд не пойдет. Остановка на два месяца. Восточная кухня. Чудеса гастрономии, — воскликнул Альбер.

Даже хладнокровный Литольф не мог сдержать улыбку.

И вот, 12 ноября 1942 года, в два часа дня, три транспортных самолета вывозят в Багдад первую группу летчиков с их багажом. В машине неимоверная духота. Внизу однообразная, голая, безлюдная местность. Альбер, знающий эти районы, авторитетно заявляет:

— Сирийская пустыня.

И в самом деле, куда ни посмотришь, всюду только обожженная солнцем тоскливая равнина. Наконец показывается Багдад, как говорят злые языки, «самая грязная столица мира». Пыли, действительно, хватает. Парижане начинают пересматривать свои понятия об экзотике. И снова поезд, опять пустыня, и так от Багдада до центра нефтяного царства — Макиля, на берегу Персидского залива, в десяти километрах от Басры. А затем сквозь ужасную пелену пыли, о которой жители западного мира не имеют ни малейшего представления, огромные грузовики перебрасывают летчиков в иранский город Ахваз. Это первый шаг по пути к Советскому Союзу, но блестящие мундиры военно-воздушных сил Франции уже поблекли от пыли и песка, от которого никуда не скроешься. От него щиплет глаза, першит в горле, зудит кожа.

В пути ворчуны ворчат, остряки пытаются острить. Вспоминают Шантильи и Булонский лес, кружку пива Я графинчик вина со льда. Остроты получаются вымученными и тяжелыми.

В Тегеране летчиков встретила жизнь, полная очарования и удивительных контрастов. Все они побывали в боях. Все глядели в будущее, затаив скрытую грусть о прошлом. А это прошлое напоминало о себе видом ярко освещенного города с шикарными витринами, кричали неоновой рекламой, магазинами, переполненными товарами и продуктами. Но, увы, туманов и риалов[13] было немного.