Дмитрий Медведев - Черчилль: Частная жизнь Страница 10

— Что бы ни говорили, но это было очень забавно — подкрасться к какому-нибудь голому приятелю, а лучше недругу и толкнуть его в воду. Признаюсь, я частенько проделывал эту шутку с парнями моего возраста или поменьше. У меня это даже вошло в привычку.

Обычно все сходило Уинни, но один случай запомнится ему надолго. Как обычно, заметив невысокого парня, он, тихо подкравшись, швырнул его в воду. Не успел Черчилль насладиться приятным моментом, как жертва быстро вылезла из бассейна и не предвещающей ничего хорошего походкой направилась к своему обидчику. Уинстон захотел спастись бегством, но парень быстро нагнал его и, крепко обхватив, швырнул в самую глубокую часть бассейна. Выбравшись из воды на другой стороне водоема, Черчилль очутился в толпе своих одноклассников, которые только и говорили:

— Ну ты и влип! Ты хоть знаешь, чего натворил? Ты столкнул Эмери, [72] он учится в шестом классе. К тому же он староста, великолепный спортсмен и лучший игрок футбольной команды.

Понимая, что он и вправду выбрал не самый удачный объект для шуток, Уинстон решил принести свои извинения:

— Прости меня, но я принял тебя за четвероклассника. Ты ведь такой маленький.

Увидев, что данная тирада не произвела должного впечатления, он тут же добавил:

— Мой отец — а он великий человек — тоже маленький.

Раздался всеобщий хохот, на этом инцидент и был исчерпан. [73]

Не все выходки Уинстона заканчивались столь безобидно. Однажды несколько школьников затолкают его в постель и обольют сначала горячей, а потом холодной водой. Черчилля спасет учитель, проходивший мимо и решивший вмешаться в данный конфликт. Но даже спасенный, Уинстон своей «рокочущей» дикцией будет обличать обидчиков, поклявшись, что когда-нибудь всенепременно «будет великим, а они так и останутся никем». [74]

Ну и конечно же какой настоящий мальчишка без военной славы и подвигов. Так, когда в 1890 году лорд и леди Рандольф снимут загородный дом неподалеку от Ньюмаркета, Уинстон все свободное время потратит на постройку «берлоги» — небольшой крепости с тростниковой крышей, соломенным полом, неглубоким рвом и откидным мостом для входа. Для защиты крепости Черчилль также обзаведется тяжелой артиллерией — огромной деревянной катапультой, стрелявшей зелеными яблоками. Сегодня уже трудно сказать насколько эффективно было новое орудие в защите от непрошеных гостей, но однажды Уинстон все же умудрился попасть из него в безобидную корову.

В обустройстве «военной базы» Черчиллю помогали его младший брат, а также несколько кузенов, гостивших неподалеку. Один из участников этих событий, Шейн Лесли, вспоминает, что уже в те годы Черчилль проявил командирский характер. Объединив под своим началом нескольких ребят, Уинстон составит свой собственный «Военный кодекс», в котором будут толька два правила: он бессменный генерал и ни о каких продвижениях по службе не может быть и речи. [75]

Старое здание Хэрроу станет свидетелем не только первых литературных успехов и ребяческих проказ будущего премьер-министра, именно здесь он впервые заговорит о своем предназначении. Летом 1891 года между Черчиллем и его одноклассником Мюрландом Эвансом состоится следующий диалог.

— Ты собираешься пойти в армию? — спросит Мюрланд.

— Возможно, — ответит Уинстон.

— Может, ты собираешься сделать карьеру в политике? Пойти по стопам твоего знаменитого отца?

— Не знаю, но это более чем вероятно. Ты же знаешь, что я не боюсь выступать на публике.

— Похоже, ты не слишком-то и уверен в своих намерениях и желаниях, — не унимался Мюрланд.

— Зато я уверен в своем предназначении. Мне постоянно снятся об этом сны.

— Что ты имеешь в виду? — спросит удивленный Мюрланд.

— Я вижу огромные перемены, которые вскоре произойдут в нашем спокойном мире. Великие потрясения, ужасные битвы, война, масштабы которой ты не можешь себе и вообразить. И могу тебя уверить, что Лондон будет в опасности.

— Что ты такое говоришь, мы навсегда защищены от вторжения еще со времен Наполеона.

— Я вижу намного дальше тебя. Я смотрю в будущее. Наша страна подвергнется страшному нападению, какому именно сказать не могу, но я заранее предупреждаю тебя об этом нашествии. Говорю же тебе, я возглавлю оборону Лондона и спасу его и всю Англию от катастрофы.

— Так ты будешь генералом, возглавившим войска?

— Не знаю, будущее расплывчато, но главная цель видна ясно. Я повторяю, Лондон будет в опасности и я, занимая высокий пост, спасу нашу столицу, спасу нашу империю! [76]

В Хэрроу перед Уинстоном встанет вопрос о выборе будущей профессии. В то время перед отпрыском знатных фамилий были открыты три двери — церковь, юриспруденция и армия. Карьеру бизнесмена даже никто не рассматривал, так как выходцы из аристократических семейств считали позорным посвящать свою жизнь торговле и финансам. Для карьеры юриста или священника необходимо было знание классических наук. В первую очередь это касалось латинского, который для Уинстона так и останется «мертвым» языком, и математики — «запутанной Страны чудес», живущей по своим канонам и правилам.

Окончательный выбор был сделан летом 1889 года. Лорд Рандольф как раз зашел в детскую, где Уинни вместе со своим младшим братом Джеком разыгрывали военную баталию. Вооружение оловянной армии достигло к тому времени полутора тысяч боевых единиц. Британские солдатики под командованием Уинстона вели ожесточенные бои с вражеской армией под командованием Джека. Лорд Рандольф, наблюдавший около двадцати минут за происходящим сражением, в конце концов спросил своего старшего сына:

— Уинстон, а не хотел бы ты стать военным?

Только подумав о том, как это было бы замечательно командовать какой-нибудь армией, без промедления ответил:

— Да!

В течение многих лет Черчилль наивно полагал, что его отец сделал данное предложение на основе своей интуиции и жизненного опыта, но, как ему рассказали впоследствии, лорд Рандольф отлично понимал, что его сын просто не способен стать юристом. [77]

В то время Черчилль был и вправду не против того, чтобы сделать карьеру на военном поприще. Он всегда проявлял интерес к военному делу, считая его «быстрой дорогой к продвижению и великолепным способом для персонального отличия». [78] Однажды Уинстон признается своему другу:

— Я хочу стать политиком или солдатом. [79]

Став первым, Черчилль так и останется в душе прожженным воякой.