Ханна Кралль - К востоку от Арбата Страница 10

Аксиома третья. Уметь добывать пропитание, конечно, важно, но не менее важна работа кишечника. Особенно когда на то, чтобы оправиться, дается пять минут.

Аксиома четвертая. Нельзя схлестываться с уголовниками.

Аксиома пятая. Шаг вправо и шаг влево считается побегом. Оружие будет применено без предупреждения.

Аксиома шестая. Не думай, что ты так уж нужен миру. А то еще поверишь, что тебе все дозволено. Что можно даже отобрать у товарища кусок хлеба. Лучше думай, что мир прекрасно может без тебя обойтись, да и ты обойдешься без мира.

И седьмая аксиома. Если уж ты уперся, что намерен выдержать, то для того лишь, чтобы жить. Ни с какой иной целью. Вроде бы — продолжал Лев Соломонович — были такие, которые держались, чтобы все описать. Я про них слышал, но сам не встречал. Что касается меня — я хотел жить, только и всего.

Лев Соломонович иногда вспоминал себя тогдашнего. «Незнакомый малый, — удивлялся. — Я его не знаю, никогда не встречались». Рассказывал о нем со спокойным интересом. Как будто наблюдал и описывал плазму — газ, ионизированный под воздействием высокой температуры.

Уголовники имели обыкновение играть в карты на вещи, принадлежащие политзаключенным: присланную из дома посылку, рубашку — или на голову. Голову отрубал проигравший. Он же выносил ее за проволочное ограждение зоны — только тогда карточный долг считался полностью выплаченным. Однажды уголовники сыграли на голову одного из своих, которого все ненавидели; фамилия его была Фаворский. Наутро голову Фаворского нашли за колючей проволокой, а туловище — в выгребной яме. Вытащил туловище из ямы — по распоряжению начальника лагпункта — Лев Соломонович П. Это был хороший день, потому что после выполнения задания Льва Соломоновича уже не послали на работу в лес. Он лег на нары, съел завтрашнюю порцию сахара и был счастлив.

Лев Соломонович заболел воспалением легких. Из-за болезни он очень ослабел и для общих работ не годился. Его спас врач: поручил хоронить тех, кто умирал в больничном бараке. Работа была легкая, поскольку яму копали другие заключенные. Труп надлежало вывезти, положить в яму и засыпать землей. Тела Лев Соломонович возил на санях; в яму старался укладывать так, чтобы земля не попадала на лица. Земля, перемешанная со снегом, в тайге и тундре весной превращается в грязную жижу. У покойников не было ни одежды, ни фамилий. Имелись только бирки с номерами. Лев Соломонович знал, что существуют разные погребальные обряды, но какие они — не знал. Произносить речь было бы смешно. Молитва была бы фальшью, потому что в Бога он не верил. И он придумал свой обряд: несколько раз обходил могилу, как крыльями взмахивая руками. Наверно, похож был на птицу. Думал: пусть улетят куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Потом пел. Охотнее всего песни, которые ему нравились, например, старые романсы:

Черную розу, эмблему печали,При встрече последней тебе я принес,Оба вздыхали мы, оба молчали,Хотелось мне плакать, но не было слез.

Сев в пустые сани, Лев Соломонович разворачивал лошадь. Но на обратном пути мысленно произносил прощальные слова, всегда одни и те же: «Вы ушли. Что ж. Но мы еще за вас рассчитаемся». С кем надо рассчитаться, кто это будет делать и как, он понятия не имел. Когда возвращался в барак, его уже ждали новые мертвецы. Он клал руку на голое холодное плечо, говорил: «Ну, брат, подожди, я не прощаюсь» — и ложился на нары, рядом с уголовниками, самозабвенно режущимися в карты.

Однажды Лев Соломонович П. взбунтовался — отказался копать торф. В правилах сказано, что ссыльный обязан вести общественно полезную работу, — объяснял он судье, — поэтому ему, как ученому-физику, должны поручить более ответственное задание. Судья, цветущая статная женщина, вскормленная сибирскими морожеными пельменями, велела ему самому найти полезную работу. Он нашел — на острове на Ангаре. Там был маленький аэродром для гидропланов. Лев Соломонович стал механиком, заправлял топливом самолеты. Прилетевший на остров генерал НКВД приказал перевести его на еще более полезную работу — в геологическую экспедицию, искавшую железо. Лев Соломонович уже отсидел свой срок в лагере, но был на поселении. Это означало, что он не имел права никуда уезжать, каждые десять дней отмечался в НКВД, где ему на зеленом листочке ставили соответствующую печать. Однако ходил он туда один — без сопровождения собак и без конвоира, поэтому был счастлив. Итак, он присоединился к экспедиции. Там было тридцать мужчин, в том числе семеро профессиональных убийц. Через несколько месяцев приехали женщины. Десять женщин. Восемь колхозниц (их называли «колосками», потому что сидели они за колоски, после жатвы подобранные на колхозном поле), одна проститутка — как позже выяснилось, больная сифилисом — и одна ПШ (подозреваемая в шпионаже). ПШ была полька. Звали ее Анна, ей было двадцать два года, у нее были красивые ноги и глаза необычайного цвета — голубовато-зеленые.

Бабушка Анны Р. работала у графа. Родила дочку, которую граф не признал и которую быстро выдали замуж за человека намного ее старше, вспыльчивого и с больными ногами. У внебрачной графской дочери и ее немолодого хромого мужа родились три сына и дочь Анна.

Жили они в деревне Размерки. Костел и староство[12] были в Косове-Полесском. В костел ходили только Анна с матерью (мать в красивой блузке с буфами и пуговичками на манжетах до самого локтя) — у отца болели ноги, а братья были коммунистами. Старший, Антоний, уехал учиться аж в Москву. Среднего, Станислава, разыскивала полиция. Младший, Юзеф, сидел в тюрьме. Мать не выдержала и умерла от разрыва сердца. В доме остались Анна с отцом. Отец мастерил ушаты и лохани, а Анна подавала ему деревянные клепки и железные обручи или пряла и ткала лен. Через год отец нашел себе полюбовницу. Привозил из Косова красивые отрезы на платье и шоколадные конфеты с начинкой и вместе с подарками исчезал на целые дни. Когда Анне было десять лет, пришло письмо от Антония. Он писал, чтобы сестра съездила в староство, выправила себе паспорт и перебралась в Москву. В Размерках ничего хорошего ее не ждет, а в Москве она будет учиться и станет человеком. В следующем письме Антоний прислал билет и подробную инструкцию. Сестре было велено доехать до пограничной станции и сесть на перроне — брат сам ее отыщет. К письму была приложена фотография и лоскуток материи. С фотографии Анне улыбался красивый мужчина, которого она не помнила. Ткань темно-бежевая или, скорее, коричневатая, в елочку. Улыбающийся мужчина был ее брат; в костюме из ткани в елочку он ее отыщет на пограничной станции.