Полумарафон: история одного побега. От себя - Ольга Панина Страница 10

До школьного двора, где и располагалась та самая горка, было не более пяти минут ходьбы. Дошли резво, предвкушая веселье.

– Ого, смотри, трамплин сделали! – восторгу брата не было предела.

– Интересно, сильно подбрасывает? – я с опаской смотрела на это монументальное сооружение.

– Побежали, попробуем!

Мы уселись на верху горы и взглядом полководцев оценили обстановку. Легкий пушок за ночь чуть припорошил накатанный путь. Солнце слепило и заливало серебром снег. Красиво!

– Может, сначала просто съедем? – трамплин сверху выглядел немного пугающе, и мне было страшно.

– Ага, вперед!

Мы мчали, ловя ресницами колкие льдинки. Притормаживали ногами, от чего недовольный потревоженный слой снега вздымался и летел прямо в лицо. Большую часть охлаждающего коктейля принимала на себя я, потому что сидела впереди.

Мы закрутились и боком выехали на ровную гладь заснеженного футбольного поля, по пути гася энергию ногами. Линолеумный «подпопник» выскользнул из-под нас, и мы синхронно полетели в сторону.

Красные от мороза щеки, снег за пазухой, колтуны на варежках и промокшие непромокаемые штаны – счастье в мелочах.

– Давай на трамплин!

– Давай! – азарт так просто не остановить.

Грациозно, насколько это позволяют наши неуклюжие костюмы, взобрались наверх. По ходу решили, что надо съезжать по одному и что первым поедет брат.

– Подтолкни! – он уже сидел, готовый к старту, сложив ноги по-турецки и вцепившись в края ледянки.

Толкаю его в спину, следя за тем, чтобы ледянка не уехала одна.

– УУУУУуууууххху! – протяжно разнеслось в воздухе. Набрав приличную скорость, Мишка приближался к трамплину. Неловкий взмах руками – невысоко и совсем неощутимо со стороны, и вот он уже приземлился отдельно от средства передвижения. Точнее так – сначала пластом упал линолеум, а вслед за ним – Мишка.

– Ну как? – с вершины горы кричу я ему.

– Круууто! Съезжай!

И я решаюсь.

Приземление было неконтролируемо. Я взлетела так высоко, что казалось, будто свободный полет длился вечность. А потом быстро-быстро. Какой-то шум, удар и боль. Больно так, что я не смогла сразу заговорить, дыхание не слушалось, ноги не хотели поднимать меня. Ужасно болел копчик. Я пустыми глазами озиралась вокруг и не видела ничего, кроме залитого солнцем поля и слепяще белого снега. Надо было встать. Меня тошнило, но я поднялась, пытаясь сфокусироваться на ощущениях в теле. Болело везде, но сильнее всего – там, где заканчивался позвоночник. Я пыталась сделать вдох, и горло свело какой-то страшной судорогой – как будто воздух дошел до трахеи, а дальше висела табличка «закрыто». Он бился и стучался, но там не открыли. И не было другого выхода, кроме как вернуться назад.

Сквозь туман в глазах я увидела, что с горы ко мне шел папа. Шел – не бежал, не звал меня. А просто шел – спокойно и размеренно. Интересно, он видел мой полет?

Дыхание по-прежнему не восстановилось. Я пыталась закричать или заплакать, но получилось только сделать вдох и шумно выдохнуть.

– Что случилось? – строго и непреклонно прозвучал голос отца.

А я ловила ртом воздух и, как рыбка – изображение есть, а звука нет, – молчала в ответ.

– Что произошло? Ты можешь ответить? – сердито вопрошал он.

Я замотала головой.

– Марш домой! – папина команда не предполагала альтернатив.

Путь до дома занял гораздо больше времени, чем путь на горку, – примерно полчаса. Ноги не шли, зрение не фокусировалось, в голове был плавленый сырок, перекатывающийся липким комом из стороны в сторону, а каждый шаг резко отдавал болью в копчике. Еще тянуло запястье, но на такие мелочи я уже не обращала внимания.

Дома стало немного полегче. Физическая боль быстро отступила, остался лишь испуг. Я смогла помыть посуду и навести порядок в шкафу. Разобрала ящик с носками, сложила все по парам в аккуратные ряды. Помогла маме и не доставила родителям лишних хлопот поездкой в больницу. Порядок в доме заменил собой чувство защищенности.

А копчик тогда был травмирован. Но об этом никто не узнал. Детские проблемы у нас было принято решать властным «марш домой», а про ощущения и чувства никто не спрашивал.

– Молодец! – сказала мне мама, разглядывая ровные ряды уложенных носков, и на этом история с травмой была исчерпана.

* * *

Копчик мне вправили тридцать лет спустя. Полжизни спустя.

На приеме друг-остеопат объяснял мне:

– Ты видела, как ведут себя животные, когда им страшно? Они хвост поджимают. Вот и ты тридцать лет живешь с поджатым хвостом. Это объясняет твою реакцию на стресс – страх, оцепенение, ужас.

Доктор облачил длинные пальцы в нитриловые неопудренные перчатки, увлажнил лубрикантом и принялся за дело. Ощущение было, как будто меня снизу взяли за копчик, а сверху за макушку – и растянули в разные стороны. В какой-то момент послышался тихий щелчок, и все встало на место.

– Только, пожалуйста, садись аккуратно, хотя бы пару дней, – напутствовал доктор. А я ощущала свой новый, расправленный хвостик и прибывшую вместе с ним силу.

* * *

В какой-то момент детства проявление эмоций стало больше недоступно. Жесткие фразы «не ной», «хватит реветь», «давай успокаивайся» методично убивали зачатки способности чувствовать. Можно было пожаловаться на то, что тебе холодно, больно или страшно, но это не срабатывало, как хотелось бы: слезы не означали, что тебе помогут – скорее упрекнут или отругают. Поэтому проявлять эмоции было бессмысленно, а иногда даже опасно. В качестве компенсации, вместо подавленной эмоциональности, оттачивался до высшего мастерства навык «терпеть». Запасы терпения пополнялись вновь и вновь, после каждой проглоченной боли. Душа обрастала черствой оболочкой, а собственные потребности с каждым разом опускались все ниже и ниже в иерархической системе ценностей.

Глава 8. Лошадка Галя

Плотный поток бегунов дружно перестраивается в правый ряд. Спортсмены вытягивают руки, жестом сообщая другим участникам о предстоящем маневре. Впереди первый пункт освежения. Вдоль обочины на несколько метров растянулись столы, накрытые прозрачными клеенками и заставленные пластиковыми стаканчиками с водой и губками для обтирания.

Волонтеры бодро регулируют поток:

– Пробегайте дальше, не создавайте давку у первого стола!

Бегуны на ходу хватают стаканчики, выплескивая капли на