Темпл Грэндин - Отворяя двери надежды. Мой опыт преодоления аутизма Страница 11

Порой Темпл убегает из дому в слезах, заявляя, что я делаю ее жизнь невыносимой. Однако я чувствую, что наши требования ей необходимы. Мне рассказывают, что вне дома она ведет себя весьма разумно и ответственно. Две семьи по соседству любят ее и с удовольствием принимают у себя в любое время.

До сих пор беспокоит меня вопрос сексуального воспитания. Мистер Джонсон, ее учитель, говорил мне, что Темпл по-прежнему болтает на рискованные темы и произносит неприличные слова. Я объяснила Темпл, что подобными разговорами развлекаются только глупые маленькие дети и что окружающим неприятно ее слушать. К моему удивлению, она ответила, что никогда не начинает сексуальных разговоров первая: ее подбивают на это мальчишки. Как разрешить проблему, не причинив Темпл вреда? Мы в затруднении и надеемся на Вашу помощь.

Но, знаете, доктор Штайн, наряду с этим мы видим в Темпл столько хорошего — такое желание стать лучше, такую зрелость (и в то же время такое наивное ребячество — все в ней перемешано!), такие задатки чудесного человека!..

Если бы только мы смогли помочь ей разобраться в себе! Возможно, что-то подобное можно сказать о любом ребенке: но я говорю о нашей дочери. Я готова использовать все возможные средства, только бы не останавливаться и не опускать руки!

Весь этот год Темпл трудилась без устали. Она заслуживает любой помощи, какую мы только можем ей дать.

Жду от Вас ответа.

Искренне Ваша, миссис Грэндин

Глава 4. Средняя школа — лучше не вспоминать!

Оделл Шепард сказал как-то: «Память дана человеку не чтобы помнить, а чтобы забывать». Период моего обучения в средней школе в точности соответствует данному высказыванию. Быть может, из-за того, что это время было для меня самым несчастным в жизни, я вспоминаю его только обрывками. Стоит приоткрыть дверь памяти, как неприятные впечатления обступают меня со всех сторон. И тогда меня вновь охватывает чувство одиночества. Во рту пересыхает, и я готова бежать в свой внутренний мир, где нет ни шумных коридоров, переполненных народом, ни жестокого презрения одноклассников, ни несправедливых придирок учителей. Как большинство аутичных детей, я не любила перемен и не умела приспосабливаться к обстоятельствам; новая школа принесла мне одни неприятности.

Окончив дневную школу «Долинная страна», я поступила в седьмой класс школы «Вишневый холм» в Норвиче, штат Коннектикут.

Это была большая частная дневная школа для девочек из среднего класса. Она сильно отличалась от моей маленькой младшей школы, где в классе со мной учились лишь тринадцать человек и все предметы преподавал один учитель. Кроме того, учителя младшей школы поддерживали постоянный контакт с моими родителями.

Тридцать-сорок человек в классе и новый учитель по каждому предмету оказались для меня непосильным бременем. Я затерялась в шумной, крикливой толпе. По-прежнему плохо давались мне предметы вроде математики или французского, т. е. излагаемые не на основе зрительных образов, непосредственных впечатлений, а посредством абстрактных понятий. Единственное, что запомнилось мне из уроков математики, практическое объяснение числа «пи», выражающего отношение длины окружности к ее диаметру. Я помню, как учитель взял вырезанный из картона круг, обернул его по окружности шнуром, а затем показал нам, что длина шнура составляет три диаметра с хвостиком. На языке цифр это выражалось как 3,14. Число «пи» я поняла потому, что увидела своими глазами. Оно было реально.

Хорошо успевала я и по биологии — опять-таки потому, что изучение живой природы было основано на визуальном восприятии, а не на абстракциях.

Как и в младшей школе, мне легко давалась творческая работа: на уроках труда мы работали с настоящим серебром, и я создавала ювелирные украшения по собственным проектам. Но на остальных уроках я, как и раньше, отчаянно скучала, и от скуки начинала развлекаться по-своему. Теперь я понимаю, что хулиганила не только от скуки — мне было интересно посмотреть на реакцию одноклассников, а при мысли о том, что будет, если поймают, меня охватывал настоящий азарт.

Так, например, перед уроками физкультуры я дожидалась, пока все остальные уйдут из раздевалки, а затем прятала их одежду. После урока толпа девчонок бегала по школе в тщетных поисках своих платьев, а я, наблюдая за их мучениями, хохотала до упаду. Часто нам приходилось идти на следующий урок в физкультурных костюмах (свое платье я, разумеется, тоже прятала, чтобы на меня не пали подозрения).

Немало забавляла меня и другая шутка: я привязывала шнур от шторы к крышке парты так, что как только девочка, сидящая у окна, открывала парту, штора с грохотом падала, вызывая в классе немалое смятение. Такие проделки развлекали меня и помогали развеивать скуку.

Разумеется, учителя жаловались маме на мои плохие оценки и дурное поведение. Мама позвонила доктору Штайну и рассказала о моих проблемах. Доктор Штайн был давно и хорошо знаком с директором школы «Вишневый холм». Вот какое письмо он написал директору:

Дорогой Джим!

Вчера вечером я беседовал по телефону с миссис Грэндин. Она обеспокоена проблемами своей дочери Темпл, обучающейся в Вашей школе, и полагает, что между девочкой и учителями возникло непонимание.

Я знаю семью Грэндин с июля 1956 г. С декабря 1958 г. по июнь 1959 г. я регулярно занимался с Темпл. Она из тех необычных детей, которые из-за трудностей, сопровождавших их раннее детство, получают ошибочный диагноз «повреждение мозга». Однако тщательное психологическое обследование в 1956 году, повторное — в 1959 году, а также мои собственные долговременные наблюдения над ребенком полностью опровергают этот вывод. Как вы знаете, психологические тесты направлены, в частности, на выявление органических нарушений. В 1956 году Темпл показала коэффициент IQ, равный 120, в 1959 году — 137. Как видите, интеллект ее существенно выше нормы[6]; она лишь не умеет его правильно использовать.

Позвольте мне выразить свое мнение словами заключения, данного психологом: «Нужно отметить, что Темпл обладает очень высоким интеллектом; проблема в том, что она не умеет высвобождать аффекты и, таким образом, использовать свой интеллект разумно и творчески. Другой проблемой является некоторая незащищенность, так что сильный стресс вызывает искажение восприятия реальности и импульсивное поведение, не характерное для одиннадцатилетнего ребенка. Из положительного отмечу отсутствие серьезных отклонений в поведении; видно, что она, используя функциональное мышление, контролирует свои действия интеллектом. Она вполне способна справляться с различными ситуациями по мере их возникновения, хотя механизмы контроля расходуют большую часть ее энергии. Темпл не психотик и не близка к этому. Скорее ее можно назвать невротичным ребенком: у нее хорошо сформирована личностная организация, ее механизмы контроля поддерживают эту организацию во всех случаях, исключая, однако, случаи тяжелого стресса. Сейчас все составляющие ее личности, имеющие отношение к здоровью, активно развиваются, и нестабильность в поведении является частью этого бурного развития. Со времени прошлого визита виден прогресс — и прогресс поистине необыкновенный!»

По моему мнению, Темпл обладает большим потенциалом, особенно творческим, хотя некоторые ее странности сразу бросаются в глаза. Не следует забывать, что сейчас Темпл вступает в пору взросления, что ей пришлось покинуть школу, учителя которой изучили все ее хорошие и дурные стороны, поддерживали девочку в трудные минуты и вместе с ней радовались ее успехам.

Пожалуйста, дайте мне знать, если у Вас возникнут какие-либо вопросы или если Вы сочтете, что я смогу быть полезен Вам и Вашим сотрудникам. Жаль, что в последние два года мы так редко видимся.

Доктор Штайн не ошибался: прогресс был налицо. По большей части я старалась «вписаться» в обстановку и не создавать окружающим лишних проблем. И мои старания не остались без награды. Я была удостоена избрания в школьный комитет. На еженедельных общешкольных собраниях я была «полицейским»: следила за порядком и, если кто-нибудь начинал шушукаться и мешать собранию, заносила имена нарушителей в особую книжечку. Я очень хотела попасть в комитет и ради такой цели отказалась от своих обычных развлечений вроде прятания чужой одежды перед уроком физкультуры.

Прогресс наблюдался и в других областях. Я смотрела по телевизору «Сумеречную зону», с увлечением читала научную фантастику и клеила модели самолетов. Я изобретала новые конструкции и проверяла, смогут ли они летать. Однажды, еще совсем маленькой, я склеила воздушного змея и привязала его к своему трехколесному велосипеду. Тогда я обнаружила, что если сделать крылья змея плоскими и загнуть их заднюю кромку, змей становится несколько менее устойчив, зато может круто набирать высоту. Много лет спустя я прочла в «Уолл-стрит джорнэл» рекламную статью о новой конструкции самолета с закрылками на концах крыльев — точно такими же, какие я придумала когда-то для воздушного змея!