Лион Измайлов - Дорогие мои Страница 11

Валя возмущалась:

– Представляешь, я думала, что он так любит свою жену, а он такое говорит…

У меня было скверное настроение, я с кем-то поругался. Стоял у Библиотеки Ленина и позвонил Вале.

– Я хочу тебя видеть.

– Я не могу, у меня гости.

– Коля?

– Да, и с другом.

– А ты можешь хоть на пять минут к метро выйти? Мне очень нужно.

– Не могу.

И тут он вдруг заорал в трубку что-то непотребное.

Я поехал домой.

Дома не выдержал, позвонил ей, высказал все свои обиды: и что мне подходить к ней в институте нельзя, и что я не могу её увидеть, когда хочу, а ему разрешается даже кричать мне в трубку оскорбительные вещи и не пускать её ко мне. А мне она не даёт никакой возможности ответить ему как следует. И вообще, я больше не позвоню. До свидания.

Через полчаса она позвонила. Гостей она уже выпроводила. Мы встретились.

Она согласна, что нельзя было позволять ему кричать в трубку. Но с ним ничего нельзя поделать. Он слов не понимает. Всё усугубляется тем, что их родители дружат и школьная компания у них общая.

– Но неужели ты бы мне никогда не позвонил?

– Ни за что.

– Никогда-никогда?

Я понял, что она очень боится потерять меня. Но с Колей она поссориться не могла.

А он встречал её на лестничной площадке, после того, как мы с ней расставались, и устраивал скандалы.

На свой день рождения Коля, кроме Вали, пригласил какую-то девушку.

Валя сказала, что девушка красивая:

– Красивее меня.

– Так не может быть. Ты ревновала?

– Нет, я очень обрадовалась, что у него теперь есть девушка. Отстанет от меня.

Но он не отставал.

В конце ноября мы договорились встретиться в институте. В этот день мы должны были ехать на свадьбу к моему приятелю Пирлику. У него в гостях должен был быть Анчаров.

Стою, жду её возле третьего корпуса. Они выходят из корпуса втроем. Какой-то парень, Коля и Валя.

Я догнал их. Иду рядом. Валя говорит:

– Он меня не отпускает.

А Коля действительно держит её под руку и ведет за собой.

Она как-то искусственно улыбается, пытается вырваться, но не очень настойчиво.

Я её спрашиваю:

– А ты сама хочешь, чтобы он тебя отпустил?

– Хочу, – говорит она тихо-тихо.

– Коля, отпусти её, – говорю я, – а то будет хуже.

Волнуюсь ужасно.

– Хуже не будет, – говорит Коля и тащит её дальше.

Что мне было делать? Начать драться? Вокруг люди. Мы внутри института – полный идиотизм. Вырывать Валю у него – ещё больший идиотизм.

А потом, если она очень не хочет идти с ним, она может разозлиться и потребовать отпустить её.

Я оставил их и пошел вперёд. Шагов через пятьдесят Валя догнала меня. Мы ехали в метро молча. Расстались, едва попрощавшись.

Приехал домой, позвонил ей: – Знаешь, мне всё это было очень неприятно, и я не смогу идти с тобой на свадьбу. Всё.

На другой день она позвонила сама:

– Нужно поговорить.

Встретились на углу возле библиотеки. Пошли по обычному маршруту. Она молчит. Я тоже. Потом всё же Валя начала:

– Мне тоже было неприятно, что всё так получилось. Больше этого не будет. Мы всё выяснили.

Когда Коля ей снова позвонил, она попросила его больше не звонить.

После этого мы с ней ни разу не ссорились. Потом я дурачился:

– Вот, не стало Коли, и как-то скучно, чего-то не хватает.

Мы встречались довольно часто.

В конце ноября мы совершенно случайно попали в ДК МГУ на спектакль «Старье берём и показываем». Смеялись до слёз. Я думал, что задохнусь от смеха.

После спектакля Хлебников развёз нас по домам.

На этом дневник мой того времени заканчивается, и дальше пишу, что вспомню.

Однажды мы стояли в её подъезде на своей лестничной клетке. Она спела мне песню про девушку, которая поливала из лейки цветы. Я что-то пел, шутил. Говорил о том, что мы с Лифшицем где-то выступали.

Она сказала:

– Вы и на могиле моей, наверное, будете петь и плясать.

Я сказал:

– Обещаю, что у тебя мы будем петь свои лучшие песни.

Дурацкие шутки. Кому они нужны? Не надо на эту тему шутить.

Потом был Новый год, и мы его встречали вместе у Евзерихиных. Какая-то шумная компания. Был там поэт Игорь Волгин. Была девушка, большая и красивая, по фамилии Русина. Валя вошла в комнату, а я с этой Русиной. Валя расстроилась.

Мы поехали ко мне, остались ночевать. Это была наша единственная ночь. Мы лежали в обнимку, но никаких сексуальных дел не было.

Дня через два у Вали был экзамен, и она получила двойку. Впервые с жизни. Что-то застопорилось, и она не могла ответить, просто от нервов заклинило.

Мы с ней встретились. Я как мог веселил её, успокаивал.

На другой день она, не сказав мне ни слова, поехала к Коле, готовиться к следующему экзамену. Видно, она привыкла с ним готовиться.

А девятого января они занимались дома у Наташи Ансимовой.

Ансимов – главный режиссер Театра оперетты. Наташа училась с Валей в одной группе. Симпатичная девушка. Валя звала её к себе, но Наташа настояла, чтобы Валя приехала к ней. Дело в том, что Наташу преследовал её однокурсник. Он был в неё влюблён, но произошел какой-то разлад и Наташа от него бегала. А он поджидал её всюду и преследовал.

Девочки занимались у Наташи. Пришёл этот парень. Вытащил самодельный пистолет. Сказал Вале: «Ты уходи!» Валя ответила, что не уйдёт. Тогда он в неё выстрелил. Пуля попала в голову. Валя упала. Он наставил пистолет на Наташу и заставил её отдаться ему. После этого Наташа выскочила на балкон и закричала. Парень выстрелил себе в голову и скончался. Всё это мне уже потом рассказала Наташа.

Все трое попали в больницу. Парень мёртвый. Наташа в шоке, а Валя с ранением в голову.

Я сидел дома небритый и готовился к экзаменам. Мне позвонил Коля и сказал:

– Валя ранена. Приезжай в Первую Градскую больницу.

Я оделся и поехал в больницу. Меня встретил на улице Коля и привёл в какую-то комнату. Там сидели родители Вали – Леонид Наумович и Алиса Моисеевна, Ансимов, отец Коли – генеральный конструктор Бабакин, ещё кто-то.

Шла операция. Мы все сидели и молчали. Потом вышла медсестра и сказала, что операцию сделали, а что будет дальше, никто не знает. Был уже час ночи. Все поехали по домам, а я один остался. Часа через полтора вышла медсестра и сказала, что Валя умерла. Это случилось 9 января.

Я пошел домой к её родителям от Градской до Кропоткинской. Общественный транспорт не ходил, а денег на такси у меня не было. В их комнате, а они занимали две комнаты в коммуналке, сидели люди и молчали. Точно такую же сцену я видел потом в фильме «Июльский дождь».

4 апреля у Вали был день рождения, и мы, её друзья, собрались у неё дома. И так много лет собирались там, в день её смерти – 9 января, и в день рождения – 4 апреля.

Я очень любил её родителей, подружился с ними. Когда я закончил МАИ, в 1967 году, я не мог никуда устроиться на работу. Как только видели мой пятый пункт, мне давали от ворот поворот.

Устроил меня к КБ «Родина» именно Леонид Наумович.

Он раньше, когда был здоров, катался на горных лыжах. Они у него стояли в кладовке. Большие, окантованные железом. На них в тридцатые годы где-то в Австрии был установлен мировой рекорд. Леонид Наумович отдал их мне. Куда они потом делись, не помню.

Они были милые, умные люди. Он был ученым с премиями, работал в авиационном институте начальником отдела.

Леонид Наумович умер лет через двенадцать после Вали. Мы, её друзья, продолжали ездить два раза в год к Алисе Моисеевне. Она переселилась в Строгино. Мы ездили и туда.

Алла, подруга Вали, вышла замуж за Колю, у них дети и внуки. Мы с Колей стали друзьями. Он очень приличный парень. Работает и по сей день на предприятии давно уже ушедшего в мир иной отца своего, Бабакина.

Где-то году в девяносто пятом умерла и Алиса Моисеевна. Царство ей небесное.

Вот такая грустная история.

Я понимал, почему Бог отнял у меня Валю.

Александр Мень

Мне всю жизнь везло на людей. Не могу сказать, что я это чем-то заслужил. Нет, просто Бог посылал. Самой большой удачей в своей жизни я считаю встречу со священником Александром Владимировичем Менем.

Мой отец погиб в 1943 году на войне. Я его не помню совсем. Отчим у нас появился в 1947 году. Он меня и мою маму содержал, дал мне возможность учиться, но отца мне он заменить не мог, слишком разные мы были люди.

Феликса Камова я ощущал как старшего брата. Я его любил, как брата. Он мне очень много дал. Мне хотелось видеть его, общаться с ним. Он мне давал умные советы, учил писать.

К сожалению, он в 1977 году уехал в Израиль, а в то время это было будто навсегда и без надежд на встречу. У меня всегда хватало ума понимать, что я не очень умный, поэтому мне необходим был наставник. Может, особенно остро это ощущалось мной из-за безотцовщины.

Воспитывала меня мама, и это было женское воспитание.

И вот в 1981 году, осенью, я познакомился с Александром Владимировичем.

Меня привёз в церковь Новой Деревни под Пушкино мой знакомый поэт, Владимир Львович. Вернее, привёз-то его я, на «Жигулях», но именно Владимир Львович был прихожанином Сретенской церкви, где служил Александр Мень.