Анна Маркова - Святитель Игнатий (Брянчанинов) Страница 11

Почти все остальное время до вечера святитель Игнатий посвящал литературным трудам, поскольку, лишь живя на покое, он получил возможность тщательно просмотреть все написанное им и подготовить к изданию. До этого все его время уходило на служебные обязанности, так что попытки издать свои сочинения приводили лишь к конфликту с духовной цензурой. В последние годы жизни святителю Игнатию удалось найти деятельных помощников, способствовавших изданию его сочинений. Духовные чада занимались корректурой творений святителя, а брат Петр Александрович, к тому времени оставивший службу, взял на себя всю практическую сторону этого дела – договоренность с издательствами и цензурой.

Не останавливаясь на достигнутом, святитель Игнатий уже в Николо-Бабаевской обители продолжил написание духовных творений. Вообще, в это время он считал духовное писательство главным своим послушанием, не завершив которого он не мог и умирать. Вот как писал он об этом одному из своих помощников: «Не бойтесь, я не умру до тех пор, пока не кончу дела своего служения человечеству и не передам ему слов истины, хотя действительно так ослабел и изнемог в телесных силах, как это вам кажется».

Однако даже в это время он не считал себя вправе уклоняться от духовного общения с братией Николо-Бабаевской обители. Он регулярно проводил духовные беседы с братией, а особенно с новоначальными послушниками, толкуя им Священное Писание и наставляя их в монашеских добродетелях.

Так, в мире Христовом спокойно протекала жизнь бабаевского затворника. Все окружающие привыкли видеть святителя постоянно больным, но при этом занятым работой за письменным столом или молитвенным подвигом. Лишь самые близкие помощники догадывались о скорой кончине святителя Игнатия.

Кончина святителя Игнатия

Наступил 1867 год. Святитель Игнатий настолько ослабел телесно, что все приезжавшие к нему замечали это. При этом духовно он был бодр. Весьма вероятно, он был заранее предуведомлен о времени своей кончины.

В день светлого Христова Воскресения, 16 апреля 1867 года, святитель Игнатий совершил литургию, но так утомился, что келейники с трудом довели его до кельи. Ему нужен был получасовой отдых, чтобы собраться с силами и принять пищу. В этот день он объявил окружающим, чтоб после вечерни никто его не беспокоил, ибо с этого часа дня он никого принимать не будет, объявив причиною этого распоряжения «необходимость свою готовиться к смерти». В последующие затем дни святитель чувствовал себя все слабее, но при этом лицо его выражало все большее умиление, иногда прямо светилось радостью, что поражало всех.

В это время из Петербурга прислали только что напечатанные третий и четвертый тома его творений. Увидев их, святитель Игнатий перекрестился, сказал: «Слава Богу!», но не проявил никакого интереса. Объясняя архимандриту Иустину свое духовное состояние, святитель говорил, что потерял всякий интерес ко всему земному, потерял даже внимание ко вкусу пищи, причем прибавил: «Я долго не потяну».

30 апреля, в воскресенье недели жен-мироносиц, к семи часам утра келейник Василий, войдя в келью святителя, нашел орлец не убранным пред иконами, что случалось очень редко – большей частью святитель Игнатий, всегда употреблявший его при келейном правиле, сам убирал его. Умывшись, он, по обычаю, выпил Богоявленской воды и вышел в столовую комнату пить чай. Выпив две чашки чаю, он по спешил в свою внутреннюю келью. Около девяти часов, пред самым благовестом к поздней литургии, Василий, войдя к нему с обычной молитвой, нашел святителя Игнатия лежащим на кровати, на левом боку, лицом к стене. Видя, что Владыка, всегда очень чуткий, не обращает внимания на вход его, келей ник сначала приписал это особенно углубленному молит венному деланию, что иногда с ним случалось. Постояв несколько, Василий повторил молитву, но ответа не было. Вглядываясь пристальнее, он заметил, что святитель уже скончался. Голова его, лежавшая на подушке, была несколько наклонена вперед, ладонь левой руки воздета кверху, как бы в молитве, правая рука, опущенная вдоль тела на кровать к стороне стены, лежала близ раскрытого канонника. Смерть, придя к святителю, застала его ум занятым молитвословием. Начав молитву на земле, угодник Божий продолжил ее на небе.

Прославление и обретение мощей святителя Игнатия

Епископа Кавказского Игнатия (Брянчанинова) еще при жизни почитали как аскета и духовного писателя. По кончине его почитание продолжилось. Более того, почитатели были уверены в том, что, перейдя в вечность, святитель Игнатий не оставил их молитвенным попечением. Об этом свидетельствовали и посмертные явления святителя. Вот примеры таких явлений.

Явление епископа Игнатия А.В. Жандр, на 20-й день по кончине его, 1867 года 19 мая

«Тяжелая скорбь подавила все существо мое с той минуты, как дошла до меня весть о кончине Владыки. Скорбь эта не уступала и молитве: самая молитва была растворена скорбию, невыносимою, горькою. Ни днем, ни ночью не покидало сердца ощущение духовного сиротства. И душа, и тело изнемогли до болезни. Так прошло время до двадцатого дня по кончине Владыки. На этот день я готовилась приобщиться Святых Тайн в одном из женских московских монастырей.

Так сильно было чувство печали, что даже во время таинства исповеди не покидало оно меня, не покидало оно меня и во время совершения Литургии. Но в ту минуту, как Господь сподобил меня принять Святые Тайны, внезапно в душу мою сошла чудная тишина, и молитва именем Господа нашего Иисуса Христа, живая, ощутилась в сердце. Так же внезапно, для меня самой непонятно, печаль о кончине Владыки исчезла.

Прошло несколько минут, в течение которых я отошла на несколько шагов от Царских врат и, не сходя с солеи, стала, по указанию матери игумении, на левый клирос прямо против иконы Успения Божией Матери. В сердце была молитва, мысль в молчании сошла в сердце, и вдруг, пред внутренними глазами моими, как бы также в сердце, но прямо против меня у иконы Успения, возле одра, на котором возлежит Царица Небесная, изобразился лик усопшего святителя – красоты, славы, света неописанных! Свет озарял сверху весь лик, особенно сосредоточиваясь наверху главы. И внутри меня, опять в сердце, но вместе и от лика, я услышала голос, мысль, поведание, – луч света, ощущение радости, проникнувшее все мое существо, – которое без слов, но как-то дивно передало моему внутреннему человеку следующие слова: «Видишь, как тебе хорошо сегодня. А мне без сравнения так всегда хорошо, и потому не должно скорбеть о мне».

Так ясно, так отчетливо я видела и слышала это, как бы сподобилась увидеть Владыку, слышать от него лицом к лицу. Несказанная радость объяла всю душу мою, живым отпечатком отразилась на лице моем так, что заметили окружающие. По окончании Литургии начали служить панихиду. И какая это была панихида! В обыкновенных печальных надгробных песнопениях слышалась мне дивная песнь духовного торжества, радости неизглаголанной, блаженства и жизни бесконечных. То была песнь воцерковления вновь перешедшего из земной, воинствующей Церкви воина Христова в небесную Церковь торжествующих в невечерней славе праведников. Мне казалось, что был Христов день, таким праздником ликовало все вокруг меня, и в сердце такая творилась молитва.

Вечером того же дня я легла в постель: сна не было. Около полуночи, в тишине ночи, откуда-то издалека донеслись до слуха моего звуки дивной гармонии тысячи голосов. Все больше и больше приближались звуки: начали отделяться ноты церковного пения ясно, наконец стали определительно, отчетливо выражаться слова… И так полно было гармонии это пение, что невольно приковывалось к нему все внимание, вся жизнь… Мерно гудели густые басы, как гудит в пасхальную ночь звон всех московских колоколов, и плавно сливался этот гул с мягкими, бархатными тенорами, с серебром рассыпавшимися альтами, и весь хор казался одним голосом – столько было в нем гармонии. И все яснее и яснее выделялись слова. Я отчетливо расслышала: «Архиереев богодухновенное украшение, монашествующих славо и похвало». И вместе с тем для самой меня необъяснимым извещением, без слов, но совершенно ясно и понятно, сказалось внутреннему существу моему, что этим пением встречали епископа Игнатия в мире небесных духов.

Невольный страх объял меня, и к тому же пришло на память, что Владыка учил не внимать подобным видениям и слышаниям, чтобы не подвергнуться прелести. Усиленно старалась я не слышать и не слушать, заключая все внимание в слова молитвы Иисусовой, но пение все продолжалось помимо меня, так что мне пришла мысль, не поют ли где на самом деле в окрестностях. Я встала с постели, подошла к окну, отворила его: все было тихо, на востоке занималась заря.

Утром, проснувшись, к удивлению моему, я припоминала не только напев, слышанный мною ночью, но и самые слова. Целый день, несмотря на множество случившихся житейских занятий, я находилась под необычайным впечатлением слышанного. Отрывками, непоследовательно припоминались слова, хотя общая связь их ускользала из памяти. Вечером я была у всенощной: то была суббота – канун последнего воскресенья шести недель по Пасхе; канон Пасхи. Но ни эти песнопения, ни стройный хор Чудовских певчих не напоминали мне слышанного накануне: никакого сравнения нельзя было провести между тем и другим.