Василий Катанян - Лиля Брик. Жизнь Страница 11

С Маяковским, фактически вторым мужем его жены, он был очень дружен, достаточно прочесть изданную полную переписку Лили Брик и Владимира Маяковского, где почти в каждом письме — о нем. Или такая подробность — Брик расставлял знаки препинания в стихах поэта, который просто не обращал на пунктуацию никакого внимания. Владимир Владимирович часто обращался к нему за различными советами.

Когда люди, подобно Аннушке, не могут чего-нибудь понять, то возникают слухи. Тому пример — «треугольник». Жизнь этих трех людей — Лили, Оси и Володи — из-за необычности их союза и необычности их самих интересовала серьезных литературоведов, но в еще большей мере — обывателей, у которых этот непонятный для них союз вызывал злобное неприятие, основанное на мещанской морали. Ведь сплетничать про Петю и Катю, которые никому не известны, неинтересно. А вот когда громкие имена… Сколько желтых туманных страниц читали мы и про Есенина с Дункан, и про Ахматову с Луниным, и про Панаеву с Некрасовым.

Да, втроем. Втроем они жили во всех квартирах в Москве, на даче в Пушкине. Одно время снимали домик в Сокольниках и жили там зимой, ибо в Москве была теснотища. У поэта была небольшая комната в коммуналке на Лубянской площади, куда он мог уединяться для работы. Да, втроем с 26-го по 30-й — последние четыре года — Маяковский и Брики жили в крохотной квартирке в Гендриковом переулке на Таганке. Втроем и всегда втроем.

В те годы обручальные кольца для Лили являлись признаком буржуазности, с которой воевал Маяковский. Поэтому они обменялись перстнями-печатками. (На одном вечере, получив записку: «Маяковский! Вам кольцо не к лицу!» — он ответил, что потому и носит его на пальце, а не в ноздре…) На ее перстне он выгравировал инициалы Л Ю Б. По кругу они читались, как ЛЮБЛЮ — ЛЮБЛЮ. Эти три буквы поэт будет ставить как посвящения, художники — вписывать в орнаменты на его книгах. На огромном перстне Маяковского она заказала сделать его инициалы по-латыни: WM.

«Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция», — писал Маяковский в автобиографии.

Революцию он предвидел, вся его жизнь была открыта ей навстречу, он жаждал ее, в своих стихах призывал ее:

Выньте, гулящие, руки из брюк — берите камень,

нож или бомбу, а если у которого нету рук — пришел чтоб и бился лбом бы!

или

Граждане!

Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».

Сегодня пересматривается миров основа.

Сегодня

до последней пуговицы в одежде

жизнь переделаем снова.

Сохранился дневник Михаила Кузмина, в котором он писал на следующий день после большевистского перево — рога, то есть 8 ноября: «Чудеса совершаются, все занято большевиками… Пили чай. Потом пошли к Брикам. Тепло и хорошо. Маяковский читал стихи».

Именно так — тепло и хорошо…

О. М. Брик сдержанно отнесся и к пришедшим к власти большевикам, и к провозглашенной им политике в области культуры и народного просвещения. «Культурная программа большевиков невозможна… — писал он. — Если предоставить им свободно хозяйничать в этой области, то получится нечто, ничего общего с культурой не имеющее…» Но вскоре поняв, что плетью обуха не перешибешь, смирился.

Лилю не удивляли и не шокировали взгляды Маяков- i кого, она их разделяла и не считала, что он тогда стано — иился на горло собственной песни. Позиция поэта органично вытекала из его произведений, которые она, как известно, очень любила. Революцию он ждал, призывал и — обрел. И до конца дней воспевал. Это гораздо позднее, когда изменилось время, а с ним изменилась и она, и ее взгляды, ее отношение к его политической поэзии стало не столь однозначным, как прежде.

Вспоминая Маяковского в те далекие петроградские годы, ЛЮ писала: «Совсем он был тогда еще щенок, да и внешностью ужасно походил на щенка: огромные лапы и голова — и по улицам носился, задрав хвост, и лаял зря, на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинится. Мы его так и прозвали — Щеном». Он и в письмах к ней, и в телеграммах подписывался Щеном, и подобранного им щеночка назвал Щен.

В 1918 году они расстались почти на пять месяцев — он уехал по делам в Москву, и письма его были полны желанием скорее увидеться и жалобами на одиночество. Лиля собралась приехать к нему в Москву, но повредила колено. Он ревновал даже к письмам, которые она писала матери, Эльзе или другу семьи Леве Гринкругу. Она же хотела быть независимой, и ее угнетало и сердило, что он так болезненно реагирует на ее письма другим. Она писала по настроению, если особых дел не было, но ему хотелось получать от нее весточки каждый день.

Вот они, сохраненные им в конвертах, запечатанных ее личной печаткой, на которой изображена киска.

Апрель 1918-го. «Милый Щененок, я не забыла тебя. Ужасно скучаю по тебе и хочу тебя видеть. Я больна: каждый день 38 температура; — легкие испортились. Очень хорошая погода, и я много гуляю…

У меня есть новые, очень красивые вещи. Свою комнату оклеила обоями — черными с золотом; на двери красная штофная портьера. Звучит все это роскошно, да и в действительности очень красиво.

Настроение из-за здоровья отвратительное. Для веселья купила красных чулок и надеваю их, когда никто не видит — очень весело!.. Если будешь здоров и будет желание — приезжай погостить. Жить будешь у нас.

Ужасно люблю получать от тебя письма и ужасно люблю тебя. Кольца твоего не снимаю и фотографию повесила в рамке.

Пиши мне и приезжай…

Обнимаю тебя, Володенька, детонька моя, и целую. Лиля».

Маяковский:

«Пиши же, Лиленок…Мне в достаточной степени отвратительно. Скучаю. Болею. Злюсь.

Целую и обнимаю тебя и Оську. Твой Володя. Пиши, детенок!»

И опять: «Больше всего на свете хочется к тебе. Если уедешь куда, не видясь со мной, — будешь плохая.

Пиши, детонька.

Будь здоров, милый мой Лучик. Целую тебя, милый, добрый, хороший. Твой Володя».

Из Питера она пишет: «Милый мой, милый Щененок! Целую тебя за книжки. «Человека» я уже помню наизусть. Оська тоже читает его с утра до вечера.

Ты мне сегодня всю ночь снился: что ты живешь с какой-то женщиной, что она тебя ужасно ревнует и ты поишься ей про меня рассказать. Как тебе не стыдно, Нолоденька?

Я все время больна, у меня жар; хочу даже доктора шать.

Как твое здоровье? Отчего ты не пишешь мне? Напиши и дай Леве — он отправит через артель.

Изданы книжки удивительно хорошо…

Я очень по тебе скучаю. Не забывай меня. Лиля».

В Москве Маяковский снова сблизился с Бурлюком, он и издали «Футуристическую газету» (вышел один номер), выступал он и на поэтических вечерах в Политехническом, в «Питтореске» — кафе поэтов. Он пытался издать на деньги, занятые у друзей, «Облако» без цензурных изъятий и поэму «Человек». Затея удалась, и Маяковский гут же послал книжки Лиле.