Вадим Бойко - После казни Страница 11

В эту ночь я долго не мог заснуть. Перед глазами все время стояла картина жестокой расправы. А что ждет меня? Ведь завтра решается моя судьба: либо я обрету свободу и смогу отомстить извергам, либо окажусь на виселице.

Глава 6

Стасик уже поджидал меня на пятом горизонте. Чуть замедлив шаг, мы немного отстали от Нагеля.

— Владек, — торжественно обратился ко мне друг. — Ты готов?

Я почувствовал, как сжалось и рванулось сердце.

— Значит, после смены. Давай поднажмем и отработаем как следует, чтобы Нагель не задержал нас ни на одну минуту. На-гора поднимемся с первой группой поляков.

В забое уже все были на месте. Бринтмастер подготавливал взрыв. Заложив шпуры, он стал разматывать проволоку. Мы взялись помогать крепильщикам: принесли несколько стоек, подогнали порожняк.

Нагель был недоволен креплением штрека. Да мы и сами видели, что оно никудышное, особенно на последнем отрезке, который прошли перед нами две предыдущие смены…

Мы приступили к работе. После мощного взрыва угля было достаточно, и мы дружно взялись накидывать его в вагонетки. Работали сосредоточенно, молча.

Внезапно позади раздался оглушительный треск и грохот… Мы трое, как по команде, обернулись и увидели ужасную картину: метрах в двадцати от нас обрушилась огромнейшая глыба породы и завалила выход из забоя. Мы очутились в каменной западне.

— О, майн готт, майн готт! — закричал Нагель, обеими руками схватившись за голову.

От его крика у меня по коже забегали мурашки. Да и у Стасика сдали нервы. Он подбежал к штейгеру, и закричал:

— Заткнись, идиот, а не то, клянусь маткой боской, я проломлю тебе череп! Куда ты раньше смотрел?

— О, пан Езус, святая Мария? Разве ж я виноват? — заскулил Нагель. В это мгновение он совсем позабыл о своем расовом превосходстве и перешел на польский язык, что было для меня совершенной неожиданностью. Польская речь Нагеля поразила и Стасика. Он как-то сразу успокоился.

Мы подошли к обвалу. Осмотрев его, убедились: своими силами нам отсюда не выбраться. Не исключено, что порода осела по всему штреку. Для устранения такого обвала нужны недели.

Наш забой напоминал собой пещеру шириной в десять метров и метров в двадцать длиной, при высоте свода в три метра. Он мог обеспечить нас воздухом на сутки, не больше.

Нами овладело гнетущее чувство обреченности. Нагель впал в полное отчаяние и все время, точно молитву, растерянно бормотал:

— Нас откопают… нас откопают… нас непременно откопают…

— Ничего, Владек, — обнадеживал меня Стасик. — Не вешай носа! Наше счастье, что с нами фашист. Его не бросят.

Время, казалось, остановилось. Минуты тянулись как сама вечность. В голове у меня царил какой-то хаос.

Нагель сел на отвал породы, тупо посмотрел вокруг и вдруг стал всхлипывать, как дитя. Он расклеился окончательно.

— Простите меня, ребята! — сказал он сквозь слезы. — Я был к вам несправедлив.

И странное дело — мне стало жаль ненавистного до этого штейгера. Очевидно, точно такое же чувство появилось и у Стасика. Он взволнованно шагал по забою, потом остановился и сказал:

— Вместо того чтобы киснуть, шлях бы его трафил, давайте лучше пообедаем. Все равно двум смертям не бывать, чего уж…

С этими словами Стасик взял свою сумку и, подсев ко мне, выложил все продукты. Потом обратился к штейгеру:

— Подсаживайся, Нагель, пообедаем, небось на голодный желудок помирать тяжеловато.

Штейгер сразу как-то встрепенулся, выложил из своего портфеля все, что там было, и сказал:

— Ешьте, ребята, вы молодые…

— А ты разве старик, — усмехнулся Стасик. — Сколько тебе лет?

— Сорок два.

— Какая же это старость? Жена, дети у тебя есть?

Лицо Нагеля прояснилось, взгляд стал ласковым, даже нежным.

— У меня молодая, очень красивая жена. Я ее так люблю… — Голос его дрогнул. — А дочка… ей пять лет… кудрявенькая такая… — И он снова начал всхлипывать.

Стасик был уже не рад, что затеял этот разговор.

— Ну хватит, будет уж! Все обойдется.

После обеда Стасик, как только мог, подбадривал меня и Нагеля тем, что спасательные работы уже ведутся. Я охотно верил ему, и наше положение уже не казалось столь безнадежным. Даже Нагель немного повеселел. Он предложил нам поспать, а сам вызвался дежурить.

Проснулся я весь в поту. Раскалывалась от боли голова, зверски хотелось пить. В потемках едва мерцала одна карбидная лампа, словно свеча над покойником. Рядом сидел Стасик, а Нагель нервно вышагивал по забою. Его долговязая фигура сновала взад-вперед, как привидение. Под ногами трещал уголь, и этот треск лишь усиливал мертвую тишину и гнетущее чувство безысходности.

— Как-то странно держит себя Нагель, — шепнул мне Стасик. Он помолчал, потом окликнул штейгера: — Нагель, пить хочешь? Иди-ка сюда, выпей немного чаю.

— Пить? — удивленно переспросил Нагель и ни с того ни с сего расхохотался.

— Иди сюда, — повторил Стасик, — доедим, что осталось, выпьем чай и ляжем спать. Нужно беречь силы.

Штейгер послушно сел. Мы доели все до последней крошки и допили чай. Стасик, попросив меня подежурить, заснул.

Я сидел и не сводил глаз с Нагеля, а он все ходил и ходил по забою. Несколько раз я пробовал заговорить с ним, но штейгер не обращал на меня никакого внимания. Так продолжалось часа два. Мне стало не по себе, и я разбудил Стасика.

— Ничего не слышно? — спросил он. — А Нагель все шагает?

— Шагает, — сказал я.

— Гм… — обеспокоенно хмыкнул Стасик. — Нагель, который час?

Тот ничего не ответил.

— Ну и черт с ним. Ох, голова будто свинцом налита, и пить хочется… — впервые за это время пожаловался Стасик.

Через несколько часов мы будем отравлены углекислотой, ведь с каждой минутой кислорода становилось все меньше и меньше. По всему телу разливалась слабость, мною овладело тупое безразличие ко всему, и я заснул.

Разбудил меня какой-то крик, непонятная возня в забое.

— Владек, помоги! — услышал я голос своего друга. — Я тут, я держу Нагеля, он тронулся! Возьми в кармане моей куртки зажигалку и присвети. Только быстро.

Словно в бреду, я поднялся на ноги, вслепую кинулся на голос Стасика.

Вдвоем мы одолели Нагеля, связали ему поясами руки и ноги. Он орал не своим голосом, извивался, как спрут, бился головой об уголь, и мы с трудом кое-как его. утихомирили.

При свете зажигалки я увидел исцарапанное, окровавленное лицо Стася.

— Пока горит зажигалка, — хрипло произнес Стась, — поищи проволоку, а то ремень может не выдержать.