Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже. Страница 11

Вероятно, невежество и зависть неизбежно должны были попытаться разрушить его работу. Дюпон, работы по укреплению грунта которого оказались недостаточными, попытался поднять среди горнорабочих бунт, сказав им, что им недоплачивают. В отзывающихся эхом коридорах Министерства финансов он нашептывал, что Гийомо проматывает общественные деньги, тратя миллионы ливров на ненужные шедевры, тогда как они могли бы быть потрачены на улучшение санитарных условий, дороги и национальную оборону.

Гийомо обращал на эти нехорошие слухи меньше внимания, чем, возможно, следовало бы. Но они достигли его ушей точно в тот момент, когда до его сознания дошла ужасная правда, по сравнению с которой махинации его соперника были просто паучьей паутиной в бездонной пропасти.

4

Когда отдельные части подземной карты были составлены вместе, Шарль-Аксель увидел прошлое города, развернувшееся перед ним как галерея художественных полотен. Галлы и римляне добывали камень для своих построек из открытых каменоломен рядом с Сеной. В конце концов они стали копать в холмах, расположенных к северу и югу, следуя древнему руслу реки. По мере того как город разрастался за пределы острова по обоим берегам, каменоломни становились глубже, и Париж начал уничтожать свой собственный фундамент – брать песок для производства стекла и плавки металлов, гипс для штукатурки, известняк для стен, зеленую глину для кирпичей и изразцов. Огромные колеса когда-то разлиновали улицу Сен-Жак: лошадь, которая проходила по кругу пять километров, могла с помощью лебедки поднять на поверхность шеститонный блок известняка. Часть самого лучшего строительного камня, который пошел на возведение собора Парижской Богоматери, Пале-Рояля и особняков в квартале Маре, была взята из-под улицы Денфер. Горнорабочие добыли там столько камня, насколько им хватило смелости, оставив его в достаточном количестве для того, чтобы поддерживать кровлю выработки. Спустя годы другие горняки обнаружили выработанные каменоломни и стали копать глубже до пластов, залегавших ниже. Основание каждой выработки тогда становилось кровлей для последующей выработки, так что теперь, вместо того чтобы найти прочный камень под полом тоннеля, Гийомо неожиданно столкнулся с обширными пустотами, поддерживаемыми лишь несколькими качающимися кучами камней.

Находясь глубоко под поверхностью земли, он мог услышать грохот экипажей наверху. Наверное, в такой момент он осознал весь ужас ситуации: огромный вес всех улиц и домов на левом берегу Сены не держался ни на чем, кроме тонких столбов известняка.

Непоправимое разрушение половины Парижа было бы катастрофой, соперничающей с великим Лиссабонским землетрясением (произошло в 9.20 утра 1 ноября 1755 г. – Пер.). Но была и другая угроза – личного характера. Во время долгих часов, проведенных под землей, его понимание своей задачи изменилось. Теперь его собственные архитектурные чудеса поддерживали город. Они тоже будут уничтожены, если те слабые подпорки не выдержат.

В таких обстоятельствах его можно было извинить за то, что он отмахивался от препятствий, чинимых на его пути завистливым Дюпоном.

Будучи человеком, который мог спасти Париж, Гийомо имел возможность призвать на помощь полицейских и шпионов. Некоторые горняки и вдовы горняков, которые поддались на уговоры и обратились с прошением к королю повысить заработную плату, были отправлены в тюрьму. Сам Дюпон оказался под надзором. Был проведен обыск в его доме, а ему пригрозили ссылкой в дальнюю провинцию. Ему предложили обдумать, насколько неприятна перспектива «быть оставленным гнить в подземной тюрьме Бастилии». Когда он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, он подписал документ, который был, по словам Гийомо, «написан его собственной рукой, без принуждения и в своем собственном доме»; в нем он объявлял о своем немедленном уходе в отставку и признавал, что Шарль-Аксель Гийомо – человек безупречной честности.

На протяжении следующих десяти лет даже в самых глубоких и опасных коридорах горняки иногда видели высокую фигуру господина Гийомо, обходящую безмолвные улицы своего подземного царства; его лицо было бледно, словно покрытое свинцовыми белилами. Никто не подвергал сомнению его решения и не пытался сократить финансовую смету. Каждая линия, которую он проводил на листах бумаги, превращалась в прочную реальность. В то время как непокорные королевские министры ворчали на продолжающиеся расходы Версаля, Гийомо, не привлекая общего внимания, строил самый большой архитектурный ансамбль в Европе. Если бы все эти коридоры можно было соединить в один, он достиг бы Центрального Французского массива, находящегося на расстоянии трехсот километров. Для составления карты подземного мира было привлечено больше картографов, чем те, которые работали над картой всего королевства под руководством Кассини. Когда он обнаружил часть римского акведука длиной в полтора километра, который питал водой бани на улице Ла-Арп, он перестроил и усовершенствовал его, соединив с отремонтированным акведуком Медичи, который шел к Люксембургскому дворцу и Пале-Роялю. Он украсил его карнизами прекрасной формы и создал во тьме проспект для триумфального течения в город пресной воды.

Находясь вдали от дневного света, Гийомо достиг такого состояния профессиональной исполнительности, при котором само понятие счастья стало неуместным. Его понимание прошлого Парижа теперь выходило за рамки той информации, которую можно было найти в книгах. Он собрал коллекцию забавных каменных зверушек и несколько загадочных образований, которые он принял за окаменелые фрукты. Он не сомневался в том, что там, где он ходил, когда-то был океан. Один из горнорабочих, моряк из Бретани, утверждал, что узнал остатки корабля в пласте спрессованного ила. Наверное, более двух тысяч лет назад сильное наводнение принесло с собой глыбы порфира и гранита с юга. Люди, которые жили там задолго до галлов, должно быть, видели, как их поселение было уничтожено невообразимой катастрофой.

Он увидел собственными глазами, как мало осталось от города, который римляне называли Лютецией (древнее поселение паризиев на месте современного Парижа. – Пер.), – разрушенный акведук, несколько кирпичных стен и фонтанов, немного монет и разбитые бюсты. Он знал, что его собственное творение переживет город. Когда века превратят Лувр и Тюильри в пыль, труды Шарля-Акселя Гийомо будут единственным свидетельством того, что Париж когда-то был велик.

Его подземному королевству не хватало населения.