Рома Зверь - Дожди - пистолеты Страница 11

Баянист был залетный, он периодически заезжал в Таганрог. Звали его Суса. Такой взрослый человек: ему лет тридцать с копейками было, когда нам по девятнадцать. И он как-то залетел в Таганрог, ему очень понравился город, как и многим заблудшим поэтам и музыкантам. Он снимал в городе квартиру, а летом уезжал на юга, на моря — на заработки, играл на улице и много денег зарабатывал. Он периодически то появлялся, то исчезал… Очень хороший музыкант был. Я иногда ему говорил:

— Суса, приходи к нам на концерт, подыграешь на своей гармошке.

— Да без проблем.

— Суса, хочешь песню послушать перед концертом, которую играть будем?

— А зачем?

И он приходил, звучала абсолютно не знакомая ему песня, а он подыгрывал с лету и очень в тему, без каких-то излишеств, как будто долго репетировал с нами перед концертом. И вот этот Суса тоже поехал с нами в Новошахтинск.

Это был такой обычный немецкий автобус, который по городу ездит. Мы веселые, все друг друга знаем, приезжаем в город. Там на стадионе стоит сцена, на ней какой-то аппарат. По тем временам мне это казалось очень круто! Что-то с чем-то!

И мы за сцену заезжаем, там еще ростовские музыканты приехали. И еще какие-то совершенно не известные мне «гости из Москвы», как представил ведущий концерта. Но это такие гости из Москвы, я тебе скажу… Какой-то танцевальный коллектив, какая-то дурочка поет под фонограмму и все. То есть не «Иванушки» какие-нибудь, а вообще непонятно кто. Левые люди.

И вот публика собралась на этом стадионе. А стадион такой: очень старый, по двум сторонам невысокие трибуны, лавки, а остальное — забор. Стадион — не стадион. Мы вылезли из автобуса, гитары начинаем настраивать — скоро выходить играть. Ведущий выбегает к нам, кричит: «Времени не хватает, давайте играть!»

А Настя меня нарядила: на меня всяких фенек понавешала — на руках, на ногах. Я оказался такой… как елочка новогодняя, весь сверкал и блестел. Весь был увешан какими-то цветочками. Весь в бисере. У меня рубашка и брюки бисером все расшиты. Настя на меня все эти бусы повесила, у меня на шее был нереальный пучок бус разной длины. Фенек было по локоть на каждой руке. Да, я не шучу — феньки в несколько слоев. В волосы она мне заплела какие-то бусинки. У меня тогда волосы длинные были, так что полголовы — в бусах. Такой настоящий хиппи. Да и песни у меня были такие… немного с народным уклоном. Достаточно простые, даже не про любовь, а просто про весну, которая пришла в город, спустившись по какой-то там тропе. Ручейки, бабочки…

И вот мы выходим, начинаем петь. А людей не много на стадионе. Человек, может быть, восемьсот. Или тысяча, не больше. Но по тем нашим временам это было очень много. Люди, которые пришли, потому что скучно в городе: с колясками, с детьми. Мужики расстелили на поле газетки, сидят, выпивают. Хотят посмотреть диковинку.

Всего мы спели пять песен. Люди хлопают. Я думаю, о, круто! А после нас выступали металлисты из группы «Сакрум». Я спустился со сцены, радостный такой, иду к автобусу. И тут подходят два здоровых пацана. Огромные такие.

— Ну, чувак, ваще, прикольно. Чой-то на тебе — дребедень какая-то?

Настя подходит, говорит:

— Ром, пойдем!

— Подожди, тут ребята спрашивают. Ребята, это бусы.

— Бля, бусы в натуре! Во, даешь, красава, бля! А че ты так вырядился? Весь в блестяшках каких-то?

— Ну, это, понимаете… — И я с чистой душой стал объяснять, что это направление в музыке, стиль хиппи, миру — да, войне — нет. Мы за мир, мы — дети цветов. Вся фигня.

Настя первая поняла, что они не врубаются, и буквально уволокла меня в автобус, когда они уже пытались снять с меня все эти бусы на память.

И когда мы уже уезжали с поля, в нас полетели стеклянные бутылки, банки, кто-то с кем-то хотел драться, за нами бежали, пытались на мотоциклах догнать. В общем, чем-то мы им не понравились…

Мы ехали ночью обратно в Таганрог часов пять-шесть, такие радостные. Вина какого-то накупили, у бабок самогона взяли. Нас отсутствие успеха вообще не расстроило. Как нам казалось, мы выступили замечательно. Нам главное выступить, и мы выступили. Когда туда ехали, конкуренты были друг другу. А на обратном пути уже наоборот. Этот вокалист группы «Сакрум» уже пел под баян вместе с Сусой «Соловьи, не тревожьте солдат». Мы остановились в поле — не то колесо пробилось, не то еще что-то. Развели костер. Допили все, что осталось. Ну и остаток времени до Таганрога спали вповалочку в автобусе. Приехали, радостные, утром. Так мы съездили в Новошахтинск. Дети цветов, короче.

А потом, помню, был какой-то праздник. Мы гуляли, шли компанией. Догулялись до глубокой ночи. Домой идти было уже нельзя, потому что там брат, мама. Нет, чтобы ночью, с девушкой — я такого себе не позволял! И я решил пойти с Настей на дачу. У нас была дача, даже не за городом, а в районе Русское поле. Мама купила, когда мы с ПМК переехали на Фрунзе, у нее оставались какие-то деньги. Она купила дачу чуть ли не за тысячу рублей — смешные деньги.

Я говорю: «Настя, пойдем на дачу!» Купили бутылку «Кавказа». Троллейбусы уже не ходили, поэтому мы целеустремленно за часик дошли пешком. А участок — шесть соток. Все в клубнике и тюльпанах. Потому что бабушка, которая маме эту дачу продажа, она любила тюльпаны, а клубника сама разрослась, она ж такая тварь — лезет во все стороны. Растет, все обволакивая собой. Несколько фруктовых деревьев: вишня, черешня, слива. И такой домик деревянный, небольшой, похожий на бытовку, представляешь себе? Строительный вагончик. Маленькая кухня, предбанник и комната с кроватью. Выглядит все это достаточно плохо по меркам москвичей. То есть все такое полудеревенское. Двери скрипучие. Фанера, на фанере обои. Какие-то стаканчики, полочки. Все самодельное практически.

И мы, немного пьяные, пришли рано утром на дачу. А там кровать… У меня коробка стояла с какими-то вещами старыми, нашли простыню, постелили на кровать, а сверху висели какие-то занавески, знаешь, как у султанов — типа полога, да? И мы туда завалились и у-у-у-у… все случилось даже слишком быстро…

Но вот этот раз я запомнил. Она была настоящая кошка. Настя… очень мягкая. Мне это очень понравилось… Потом после этого она заснула. Я встал, собрал виноград. Там еще виноград в саду рос. Принес виноград, оставшееся вино. Вино она не стала пить. Мы попили чай. Виноград тоже никто так и не стал есть почему-то. И она говорит: «Мне пора, надо бежать». Я ее проводил…

Буквально после этого она уехала. Так же внезапно исчезла, как и появилась. Я даже ездил ее искать. Есть такой поселок Петрушино под Таганрогом, еще километров пять-семь от Русского поля. Пригород. Я ездил туда, кто-то дал мне адрес, где она живет с ребенком. Я нашел это место, но ее там не оказалось. Мне сказали, что она уехала к родственникам, а когда вернется — неизвестно.