Анатолий Черняев - Дневник помощника Президента СССР. 1991 год Страница 11

во-первых, эмоционально. Человек позволил себе, и это вызывает уважение и интерес к нему;

во-вторых, сигнал общественности и Советам, что можно с КПСС отныне не считаться: можно с партап-паратом поступать теперь вот так;

в-третьих, сигнал коммунистам: можно уже не дорожить партбилетом и оставаться на коне;

в-четвертых (Горбачеву тогда я этот пункт «не сказал»): это вы довели дело до того, что могут происходить такие вещи;

в-пятых, вы тут две недели из-за запятых спорите. Перед всей страной болтовню разводите, разрушая свой авторитет. А урожай на полях сыплется. И вообще все останавливается;

в-шестых, и главное (тоже оставил при себе): вы зубами рвали, чтобы сохранить за собой пост генсека партии, Ельцин плюнул ей в лицо и пошел делать дело, которое вам надлежало делать.

Обиделся, когда я стал расхваливать команду министров и парламентариев, которых Ельцин с Силаевым набрали. Бурно, по-горбачевски, стал предрекать им провал. Мол, соприкоснутся с жизнью… Вот-вот, ответствовал я: думаю, что с Россией они справятся быстро. Ух, как он взвился, обвинил меня в профессорстве, в эйфории и т. д. Конечно, не очень это я деликатно… после музыкального момента с выходкой Ельцина на съезде.

Жутко не хочется в этой ситуации лететь с ним и с Колем на Кавказ. Может, пронесет? М. С. становится мне по-человечески неприятен. Его понесло, но по ложным волнам. Он начинает портиться, как все при власти. Жалко.

Эти дни все думаю об отставке. Конечно, смешно обижаться на президента сверхдержавы, да и вообще, что значат мои ощущения перед лицом его перегрузок. Однако есть и собственное достоинство и, кроме того, становится неинтересно делать дело при таком его поведении. Именно в таком состоянии я и сачканул: из особняка на улице Алексея Толстого, где была встреча с Колем, я уехал в ЦК, а не на аэродром, чтобы лететь на Кавказ (под предлогом, что меня лично М. С. не пригласил). Хотя мне было известно, что в утвержденном списке сопровождающих моя фамилия была.

21 июля

Был у него Делор. Тоже присматривается. Обещает все изучить. Но под «ни за что» денег не даст. Вообще, под имя Горбачева закладная становится для Запада все более сомнительной. Вон он сколько наговорил в последнее время: и Колю, и Вернеру (генсек НАТО), и индийскому премьеру, каждому из сиятельных иностранцев. И что будет у нас авторитетный Президентский совет, сильный Совет Федерации, Союзный договор. А когда собрался этот Совет Федерации, Ельцин не явился, а из Прибалтики приехали второстепенные лица. Правда, была Прунскене. Но с ходу заявила, что не собирается участвовать ни в каком Союзном договоре, что Литва уходит, ее только этот вопрос и интересует. Горбунова из Латвии Горбачев лично просил приехать — не приехал. Ельцин претендует на Кремль — в качестве Президента России и для пущей важности. Наиздавал указов, по сравнению с которыми эстонские законы прошлого года, фактически дезавуировавшие права Центра, — детская забава. Горбачев остается властью без связи и рычагов. Как же он рассчитывает руководить?

Нет, Михаил Сергеевич. Вы начали процесс, который должен иметь естественное развитие. Вы это закладывали в главную идею перестройки. И это произошло. Так не дискредитируйте себя попытками управлять из Центра. Вам остается мудро наблюдать, как все теперь пойдет само собой, и не мешать и не навредить. Ведь это и ваш лозунг — не мешать. Правда, вы его сказали в отношении колхозов и их судьбы. Но надо его распространить на все, на всю страну. И прежде всего — разогнать министерства. Правильно сказал по поводу нашей реформы английский министр в разговоре с вами: «Когда кошке отрезают хвост по кусочкам — это хуже, чем сразу».

Гаврила Попов издал по Москве постановление отозвать всех милиционеров с охраны общественных объектов, прежде всего ЦК, МГК, райкомов и т. п. Милиционеров, мол, не хватает для борьбы с преступностью, а тут еще надо охранять Волынское-1, Волынское-2 и сколько их там.

29 июля

Встречался Горбачев с японским деятелем Икэдой. Интересная фигура. Он хлопал Горбачева по плечу и что-то выкрикивал по-японски — от восторга перед великой личностью. Горбачева это вдохновило, и он стал философствовать и опять «далеко пошел». То же, впрочем, произошло и с Андреотти. Есть, однако, надежда, что этот реально поможет, а не только будет изучать и советовать, как Делор, Буш, Херд и другие. А Ельцин в это время обратился к соотечественникам с призывом убрать урожай и пообещал вознаграждение, т. е. не «на ура!», и не только лозунгами сделал то, что я советовал сделать Горбачеву. Он проигнорировал и опять опоздал.

Между прочим, в обращении Ельцина есть такие слова: «Давайте спасать то, что еще можно спасти в России, над которой провели такой недобросовестный эксперимент». Это о перестройке.

21 августа 1990 года

(Запись сделана по возвращении из Крыма в Москву)

В день приезда в Крым в отпуск Горбачев озадачил меня статьей на тему «рынок и социализм». «Меня, вот, — говорил он, — обвиняют, я хочу увести страну от социализма, предать социалистический выбор». Через два дня я ему принес набросок. Он мне: «Ты меня неправильно понял. Возможно, я не ясно изложил идею». Из того, что он потом наговорил, я усек, что он уже хочет чего-то совсем другого.

Через три дня я принес новый вариант. Покривился, хотя и сказал, что теперь уже вроде получается. Короче говоря, и хочется, и колется у него на эту тему. А главное, не получается сочетания двух слов в названии статьи.

Шахназарову он в это же время поручил подготовить интервью по проблемам Союзного договора. Когда тот прислал проект, Горбачев забраковал и долго ругался. А ругался, потому что Шах реалистически изобразил, что неизбежно произойдет. А М. С. этого не хочет и опять опаздывает. Сначала он ратует за восстановление ленинского понимания федеративности, потом — за обновленный федерализм, потом — за реальную федерацию, потом — за конфедерацию, потом — за союз суверенных республик. Наконец — за союз государств и это — когда некоторые республики уже заявили о выходе из СССР. Шахназаров переделал и прислал взамен слезливую бодя-гу, увещевание — не уходите, мол, вам будет плохо, а в новом Союзе будет хорошо!

Но Горбачев уже передумал и насчет статьи, и насчет интервью. Решил поехать на маневры в Одесский военный округ, там произнести речь и затронуть эти темы. Трижды передиктовывал текст. В вопросе о рынке вроде продвинулся. Впервые произнес, что основа всего — частная собственность, уже без прилагательного: социалистическая или какая-нибудь там другая. Определился и с кризисом социализма, успокоился насчет приватизации, включив ее в социалистический выбор, но во главу решительно поставил разгосударствление. Словом, держит его еще идеология, а вернее, мифология, к которой, как он считает, еще привязано большинство населения. Отдает ей дань, хотя все меньше и меньше.