Вигант Вюстер - «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду Страница 11

Когда русские неожиданно стали бомбить мою 10-ю батарею, наши хиви — до сих пор дружелюбные и надежные — просто исчезли. Нам нужно было внимательнее относиться к ним. Пока что было легко найти замену среди новых пленных. Оглядываясь назад, могу сказать, что мы были слишком беспечны. Мы редко выставляли на ночь часовых: часто бодрствовали лишь связисты, чтобы получать приказы или целеуказания. Имея нескольких надежных солдат, противник легко мог застать нашу батарею врасплох. К счастью, в нашем секторе такого не случалось. Как бы просто ни показалось это сделать, но пробраться через линию фронта для такого рейда было определенно нелегко. Кроме решимости требовался высочайший уровень подготовки. Такие «игры в индейцев» годились только для кино. Так что потери в батальоне тяжелой артиллерии держались на минимальном уровне даже в 1942 г. Мы чаще думали о тяготах марша, чем о реальных опасностях.

Ночью 9 августа 1942 г. батарея двигалась по широкой песчаной дороге вдоль крутого берега Дона. Мы должны были переправиться через реку где-нибудь дальше к северу. Мне было неизвестно, в каком порядке мы двигались, но некоторые части батальона, должно быть, шли впереди. Я получил указания по движению и выполнял их без карт и без знания общей ситуации. О мерах безопасности не приказывали, так что они казались ненужными.

К 03.00 утра мы вызвали на себя огонь спереди-справа, с той стороны Дона. Он велся почти исключительно из ручного оружия. Никого из нас он не встревожил. Эта сонная идиллия резко оборвалась, когда галопом подскакал конный делегат связи и сообщил, что русские перешли Дон и напали на 11-ю батарею на дороге перед нами. А где штабная батарея и 12-я? Без малейшего понятия. Что нам делать? Было слишком рискованно двигаться дальше. Нужно ли нам развернуться и убегать? Ни один из этих вариантов не имел смысла. Они могли привести к фатальным последствиям, потому что русские могли перейти через Дон и за нами.

Между Доном и дорогой наших войск больше не было. Нужно ли мне дожидаться приказов командира? Невозможно, ведь мы не знали, где он. Бальтазар вернулся из госпиталя. Я подумал: «Подождем». Так что я приказал всему транспорту укрыться в кустах и приготовил четыре замаскированные гаубицы к стрельбе в сторону Дона. Этим решением я отрезал возможность быстрого отступления, но если появятся русские, я смогу пустить орудия в ход.

Я послал наблюдателей вперед по дороге и всеми имеющимися людьми стал оборудовать позиции для ближнего оборонительного боя, куда выставил два зенитных пулемета, снятых с машин. Потом я послал лейтенанта Лохмана и двух радистов вперед, чтобы мы могли стрелять по противнику, когда рассветет.

Дорога оставалась пустой. Никто не шел с фронта, никто не ехал с тыла. На открытом месте мы чувствовали себя одинокими и забытыми. Мы слышали нарастающий огонь ручного оружия. Мы стояли там, уставшие и замерзшие.

После рассвета Лохман вызвал нас по радио. У него не было надежной информации о положении, но он засек русскую переправу на лодках и плотах. Мы выстрелили, так что с нашей стороны хоть что-то происходило.

Наш огонь стал для 11-й батареи знаком надежды. На позиции пришли несколько солдат верхом и артиллеристов пешком и доложили, что русские застали батарею врасплох во время ночного марша и разогнали ее. Пушки и другие машины были брошены и еще стояли на дороге. Они, должно быть, едва успели спастись сами. Командир батареи начал воевать с приближавшимися русскими, используя своих артиллеристов как пехоту. Где остальная часть батальона?

Огонь ручного оружия приближался, и наконец к нам побежал наш связной, крича: «Русские идут!»

Мы оказались в деликатной ситуации. Я дал указания командирам орудий вести огонь прямой наводкой, распределил подносчиков снарядов и составил «стрелковую часть» под командованием двух вахмистров, которая сможет как можно быстрее открыть огонь из винтовок. Только ездовые остались в укрытии с лошадьми. Они смогут бежать, если опасность будет слишком близко.

Когда на дороге показались первые фигуры, силуэтами на фоне утреннего неба, я заколебался, желая быть абсолютно уверенным, что это и вправду русские, а не наши отступающие солдаты. И отдал приказ, который много раз слышал командиром орудия в Польше: «Командирам орудий — дистанция тысяча метров — огонь!»

Оцепенение спало; ком в горле исчез. Четыре снаряда вышли из четырех стволов плотно, как один выстрел. Еще до того, как их успели перезарядить, мои стрелки и пулеметчики открыли огонь. Русские явно не рассчитывали наткнуться на нашу батарею.

Они опешили и стали отступать, ведя яростный ответный огонь. На их правом фланге явно шла стрельба из личного оружия. Это наверняка были остатки 11-й батареи. Мои стрелки перешли в атаку, выскочив на открытое место и ведя огонь стоя в полный рост. Лохман приказал им вернуться. Он заметил отступающих русских и подавил их — а также переправу, — стреляя с закрытых позиций.

Подполковник фон Штрумпф и офицеры его штаба за едой у командирской палатки

Подполковник фон Штрумпф 3 августа 1942 г. был награжден Германским крестом в золоте. Представление за действия в предыдущий год было подано в марте 1942 г.

Фон Штрумпф и его адъютант обер-лейтенант Герд Хоффман перекусывают и перекуривают на наблюдательном пункте (редкий кадр, фон Штрумпф носит шлем). Но передышка не продлится долго… звонит телефон, Хоффман отвечает, и они снова на войне

Для нашей 10-й все снова закончилось хорошо. Я гордился моими артиллеристами, которые раньше ни разу не были в ближнем бою. Несмотря ни на что, солдаты спокойно выполняли свою работу, хотя стрелкам следовало держаться пониже, чтобы не становиться мишенями. Им бы дать заранее более подробное объяснение, что и как надо делать. Ни один из них не проходил общевойскового курса обучения, как и я. Хотя у каждого был шанс сбежать, все остались.

Чуть погодя приехал оберст-лейтенант Бальтазар. Я составил жалобу на него из-за несправедливого дисциплинарного взыскания. Теперь я впервые встретил его после того, как он получил ожоги, впрочем, уже вполне зажившие. Он был в бодром расположении духа. Машины 11-й батареи и штабной батареи удалось отбить. Они все еще стояли на дороге, получив лишь незначительные повреждения, о которых не стоило и говорить. Благодаря нашему артиллерийскому огню — который также грозил переправе противника — русские потеряли голову. Они даже бежали от наших артиллеристов, сделавших вид, что они пехота.