Михаил Вострышев - Патриарх Тихон Страница 11

Многие страницы русской истории связаны с Ярославлем. Здесь, в библиотеке настоятеля Спасского монастыря, сохранялось «Слово о полку Игореве». Здесь покоятся святые мощи защитников Родины в годы татарского лихолетья — благоверных князей Василия и Константина. Здесь юный избранник царь Михаил Федорович говел и провел свою первую Пасху в сане самодержца всея Руси.

«Что это за удивительная местность — Ярославская губерния! — восторгался Иван Аксаков. — Сколько исторических воспоминаний на каждом шагу… сколько жизни и деятельности в торговле и промышленности, сколько предприимчивости в крестьянах».

11 апреля 1907 года древний дивный Ярославль встречал своего нового архипастыря — архиепископа Ярославского и Ростовского Тихона. Благословляя народ, владыка с вокзала направился в кафедральный собор, где обратился со словом к своей новой пастве:

— Мой приезд совпал со днями, когда Церковь готовится к торжественному входу Иисуса Христа в Иерусалим, где множество народа встретило Его. Среди них были и враги, и друзья Христа, были исцеленные Им и любопытные, желавшие взглянуть на Галилейского Пророка. Множество народа встретило и меня. Не думаю, чтобы здесь были враги у незнакомого для всех собравшихся человека. Сюда стеклись посмотреть на нового владыку, прибывшего из далекой Америки. Но не любопытство одно привело сюда вас, а любовь к Церкви, к ее служителям. Еще до приезда я слышал много отрадного о вас, о любви ярославцев к благолепию храмов, о внимании к пастырям, и нынешнее стечение народа отрадно для меня. Храните эту любовь к вере и Церкви Православной, к посещению храмов!

На протяжении семи лет владыка Тихон окормлял ярославскую паству. Главная его деятельность состояла, конечно, в совершении богослужений. Верхом на лошади, пешком, на лодке, к чему уже привык в Америке, он отправлялся в уездные города и глухие села служить литургии, молебны, панихиды. Вот хроника обыденной недели его жизни в 1908 году.

20 июня добрался на пароходе до Рыбинска, далее на лошади в села Рыбинского уезда: Александровское, Покровское на Шексне, Огарково и Троицкое в Подъяблонном погосте[12]. Осматривал церкви, служил молебен, говорил поучение. Далее в город Пошехонье, где посетил духовное училище, церкви, служил Божественную литургию. Далее в Севастианов монастырь, в село Грамматино, села Ракоболо, Никольское на Ухтоме, Погорелое, Васильевское, Крутово, Ченково, Исаков женский монастырь. Во всех храмах архипастырь говорил народу назидательное поучение, осматривал святые антиминсы, дары, сосуды, иконопись, смотрел церковные документы, беседовал о нуждах церковно-приходской жизни, раздавал народу и всем детям крестики и иконы, заходил в дома священников и говорил с ними о предметах пастырского долга. 27 июня поспешил назад в Ярославль.

Владыка Тихон освящал новые храмы и приделы, экзаменовал учеников, наставлял пастырей и пасомых. Во время своих поездок он запросто останавливался у настоятелей бедных сельских церквушек, любил посещать семьи других членов причта, интересовался их повседневной жизнью. Рассказывают, что он всегда с любопытством разглядывал семейные альбомы, — фотографии родных и знакомых хозяев часто раскрывали их внутренний мир с самой неожиданной стороны. Никогда он не был чопорным и злым, его не боялись, а уважали и любили. Епископ Афанасий (Сахаров) вспоминал об одном случае, где проявились характерные для архипастыря мудрость и простота:

«В один из многочисленных объездов своей довольно обширной епархии владыка Тихон заехал в какую-то пошехонскую глушь, в дебри, и посетил находящийся здесь приходской храм, священником в котором состоял семинарист, только недавно получивший духовное образование и женившийся. Естественно, что появление в такой тмутаракани маститого и заслуженного архиепископа, хотя и известного своим благодушием и милостивым нравом, произвело «целое землетрясение».

Осмотрев храм, владыка по обычаю посетил домик батюшки и угостился предложенным скудным деревенским яством: какими-нибудь пирогами с морошкой, селедкой с луком или солеными грибами — обычными деревенскими деликатесами. Выпил, чтобы не обидеть радушных хозяев, и стопку… Словом, все обошлось.

Поговорив о деле и немного побеседовав о посторонних предметах, владыка, ввиду предстоящего ему дальнего пути, стал собираться. Когда он вышел в сени, здесь, по старой русской традиции, появилась снова молодая матушка со стопкой, которую она держала трясущимися руками на тарелке: «Посошок — на дорогу!»

И батюшка, и матушка, низко кланяясь, просили владыку «не побрезговать». Умиленный радушием бесхитростных юных хозяев, архипастырь взял стопку и, пригубив, почувствовал, что это какая-то гадость, поморщился и произнес от неожиданности: «Горько».

Услыхав это знакомое, еще недавно так часто слышанное ею слово, молодая матушка, приняв его за известный символический призыв, радостно и порывисто кинулась к своему молодому мужу и, крепко обняв, поцеловала его, смущенного и оторопевшего от неожиданности. Он и все присутствовавшие при проводах до невероятности смутились. Не смутился только один владыка. «Вот так и живите», — промолвил он при виде этой нежной пары, поцеловал их сам, благословил и уехал».

Владыка не единожды взывал к своей пастве, пытаясь уберечь ее от презрения к семейной жизни, от лености и стяжательства:

— Если мы обратимся к нашей жизни, то найдем в ней много-много примеров нашей духовной слепоты, которая происходит от наших страстей и пороков. Вот скупость, которая так ослепляет людей, что они только и заботятся о своих приобретениях и не обращают внимания на людей, нуждающихся в их помощи. Вот леность и праздность, которые так овладевают человеком, что он готов продать последнее имущество, чтобы только не трудиться. Вот пьянство, которое так порабощает человека, что он проматывает все свое достояние, удовлетворяя свою страсть к вину. И разве это не слепота духовная, когда люди заботятся только о мирских благах, совершенно забывая, что мы странники и пришельцы в этом мире?..

Но люди продолжали забывать, что их тело тленно, а душа бессмертна. Гордыня почиталась больше, чем добродетель. Участились церковные кражи. Террористические акты стали повседневностью. Часть интеллигенции, в стремлении походить на европейцев, бросилась в политические крайности, презрев народ и ненавидя власть. Экспроприации, а по-русски грабежи, стали получать научное оправдание руководителей плодящихся, как грибы по дождю, «прогрессивных партий». И вдруг среди разгула вседозволенности и презрения начали поступать сообщения о необычном наплыве крестьян-богомольцев в монастыри, создании новых благотворительных обществ, быстром, в сравнении с любой другой страной мира, экономическом развитии России, повышении в городах заработной платы и сокращении рабочего дня.