Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане» Страница 11

Взгляд лейтенанта затуманился:

— Выпьем за погибших… За дорогих наших павших ребят, которых Родина словно злая мачеха нелюбимых пасынков послала в чужую страну. За потери…

Солдаты приподняли фляжки. Глотнули шипучую пену… Опустили вниз посеревшие лица.

Матиевский проговорил:

— Новые солдаты будут получать вечные казенные квартиры.

— Хотелось, чтобы Родина все-таки помнила погибших, — вздохнул Осенев, — а то ведь на памятниках павших афганцев до сих пор не пишут, где и за что погиб… Только по-граждански, годы жизни…

— Точно, Осень. Ведь все же сразу узнают, что из Афганистана цинк пришел. Весь город сходится на похороны. Только глухие и слепые ничего не знают. А писать прямо нельзя… Кремлевские тайны… Нет, мол, никакой войны, нет никаких погибших, — раздраженно сказал Матиевский.

Когда все уселись на плащ-палатку, Матиевский придвинулся ближе к Шульгину, приглушенно пробормотал:

— У нас, товарищ лейтенант, сегодня и Приказ, и поминки, и именины. Словно заново родились. Было бы здорово собраться после этой войны за одним столом и посидеть, поговорить по душам… До рассвета… Товарищ лейтенант, приезжайте в гости… Вы наши жизни уберегли, — Матиевский вздохнул и добавил тихо, — наши матери вам теперь обязаны…

— Ко мне первому приезжайте, — вмешался меднолицый Богунов, — я в Крыму, в своем доме живу. А в Крыму, между прочим, море… Знаете, что такое море? Слушайте, люди…

Богунов набрал полную грудь воздуха, взмахнул руками, но так ничего и не сказал.

Только закатились васильковые глаза за бруствер окопа. И захрипела шорохами эфира радиостанция.

— «Метель-один», «Метель-один», вызывает Большое хозяйство, прием!

«Большим хозяйством» называлась станция оперативного дежурного в полку, предназначенная для связи командира полка со службами, оставшимися на основной базе. Сейчас эта станция была в ведении дивизионного генерала. Шульгин с удивлением пододвинул радиостанцию поближе. Оперативный дежурный никогда не выходил на прямую связь с младшими офицерами.

— Большое хозяйство, «Метель-один» на связи.

— Метелюшка! — ворвался вдруг в эфир взволнованный женский голос. — Слава Богу, ты живой, бедовая моя головушка!..

9

— Ленка, открой же ты, наконец, — звенели за дверью перебиваемые оглушительным стуком голоса медсанбатовских девчонок.

Они ввалились в комнату женского модуля растрепанные, взбудораженные.

— Ты что, дуреха, совсем ничего не знаешь, — затараторили они наперебой.

— Две «вертушки» сбиты…

— Только что ребят привезли для «Черного тюльпана»…

— Мамочки, ничего от них не осталось, одни кусочки… Никого не узнать!..

— Раненых много. Тяжелые. Вертолеты с ними уже в воздухе…

— Что там творится, что творится!..

— Игорь Иванович, приказал тебя срочно в операционную вызвать…

— А ты с ума сошла!.. Занавесилась… Сидишь в темноте…

— Ой, что это с ней, девчонки?..

— Ты куда, ненормальная?..

Они разлетелись в стороны от рванувшейся к выходу Елены. Задрожали стены, и разорвались бумажные обои у косяков от хлопнувшей с треском двери. Упала со стола с жалобным звоном фарфоровая китайская чашка.

— Ой, девчонки, ну, мы и дуры старые, — глухим шепотом сказала одна из девушек. — У Ленки же Шульгин на первой паре подорвался.

Елена летела, не разбирая дороги. Лицо у нее пылало. В голове стоял страшный гул, сквозь который пульсировала ужасная мысль: он погиб, погиб, погиб…

От этой кошмарной мысли не хотелось жить, слабело все тело, и сердце, казалось, каменело и едва билось ледяными толчками.

Елена влетела в подземелье файзабадского морга растрепанная, дрожащая, опустошенная. И когда горящий взгляд ее наткнулся на груды останков тел, собранных шульгинскими ребятами, неловко прикрытых медсанбатовскими простынями, липкая хватка животного ужаса сжала ее сердце. Белые стены качнулись и поплыли, меняя свой цвет на туманный сгущающийся мрак.

Она очнулась от резкого неприятного запаха нашатыря. Где-то рядом мальчишеский голос твердил упрямо и громко.

— Только вы их не путайте. Мы их еле опознали. Лейтенант велел мне лично за всем тут проследить. Сказал, голову снимет, если перепутают. Лейтенанта нашего все знают…

— Какого лейтенанта? — еле слышно прошептала слабая Елена, поднимаясь на колени и отталкиваясь от испуганного начальника медслужбы, нависшего над ней с нашатырем.

— Как это, какого лейтенанта? Нашего… Шульгина Андрея Николаевича. Он знаете, какой, если что не так…

— Андрюша живой… Шульгин живой, — жалобно всхлипнула Елена, не веря еще своему нежданному счастью.

— Ну, голубушка, — густым басом заворчал начальник медслужбы, лысоватый пожилой майор. — Да твой Шульгин с того света к тебе вернется. Приползет на одном характере. Это же гусар. Крепкий мужик. Поднимайся, поднимайся. Нашла время в обмороки падать. Вон уже вертушки с ранеными садятся одна за другой, а у тебя еще инструмент не готов. Работы много будет. Беги, беги, голубушка…

Он улыбался в рыжие пшеничные усы, глядя, как жизнь возвращается на мраморное, прекрасное лицо Елены, как наливаются упругой силой безжизненные, вялые руки.

— Я сейчас буду готова, — тихо сказала Елена.

Поднялась, слегка пошатнувшись. Потерла виски и побежала к выходу, боясь оглядываться на ужасные окровавленные плащ-палатки.

Следующие семнадцать часов Елена провела в страшном напряжении беспрерывных операций.

Несколько раз она ложилась сдавать кровь для ослабевших раненых.

И каждый раз вставала, и, отклоняя предложение хирургов идти отдыхать, вновь становилась к операционному столу.

Врачи поглядывали на ее побелевшее как мел лицо с тревогой, но руки старшей операционной сестры двигались с такой отточенной быстротой, что хирурги только пожимали плечами и продолжали свое важное врачебное дело.

К вечеру даже у них, сильных мужиков, дрожали ноги, и когда последнего раненого переложили на носилки, один из хирургов сел прямо на пол, не в силах дойти до кушетки.

Аккуратная Елена спокойно прибрала операционную, сложила в боксы инструмент, и тихо спросила у мужчин, сидящих на стульях, подобно расквашенному расползающемуся тесту:

— Кто знает, как можно связаться с ребятами в горах?

— Да что вы, Елена Сергеевна, — вяло ответил один из хирургов, — как с ними теперь свяжешься? Наверное, никак… Если только к оперативному дежурному обратиться. Но там сейчас генерал возле станции на связи. Дежурный не поможет… Гиблое дело. Пропащее…