Анатолий Барбакару - Я – шулер Страница 11

И «лишак» сплавил.

У Маэстро оказалась «тринька».

– Лишнюю доставай, – с удовольствием, жестко потребовал азербайджанец.

– Ты не знаешь, как это делается?.. – усмехнулся уже и Маэстро. Жестко. – Колоду считай.

Азиат дважды пересчитал карты и, совсем как в боевике импортном, вставил стоящему за спиной подсказчику в живот нож.

...На Привозе у входа, в самом зловонном людской мерзостью месте растерянно стоял сельский гражданин. В немыслимых полосатых штанах с мотней у колен, в немыслимом крапчатом пиджаке на вырост, лоснящемся от огородной грязи, в соответствующей костюмному ансамблю кепке набекрень. Растерянно рылся в карманах, искал что-то. Выворачивая, извлекал на свет божий их немыслимое содержимое: грязные тесемки, квитанции базарные многодневные, огрызки бублика, носовой платок, которым, должно быть, обтирал и сапоги. И вдруг – засаленную лохматую колоду карт, и стопку, толстенную стопку разнокалиберных грязных купюр. Извлеченные вещи наивно и доверчиво держал пока в руке.

– Что, батя, посеял? – сладко посочувствовал возникший подле гражданина один из хозяев этого не самого уютного места под солнцем.

– Шо? – отозвался батя, не прерывая поисков.

– О, карты, что ли? – изумился вроде сочувствующий.

– Ну.

– Ты шо, батя, в карты граешь? – явно подхалимажно сбился на сельский говор подошедший.

– Та, граю, – доверчиво, как соседу через плетень, подтвердил гражданин.

Что тянуть. Заманил этот привозный подхалим мужичка в игру. Мужичок его и нагрузил на восемнадцать штук. И пришлось платить. Потому как кличка у мужичка была Маэстро.

Этот сюжетный ход с легкими вариациями Маэстро использовал частенько. Например, мог стоять на пляже на самом видном месте в семейных цветастых, но выцветших трусах, за резинку которых была заткнута манящая пачка купюр. При этом неуклюже тасовать колоду, так что карты то и дело выскальзывали из рук. Ну как не клюнуть, когда при лохе карты, бабки беззаботные, очки солнечные с треснувшим стеклом и на голове платок носовой, тот самый, сапожный, только с узелками на углах.

...Поезд шел в Одессу. Пригородный: Раздельная – Одесса.

В вагоне толпа работяг. Шумных, хмельных, дружных. Своя компания. Ежедневно ездят аж в Одессу. Работать. Чем заниматься в пути?.. Обычно играют в карты. В «триньку». Незатейливая игра. Сдают всего по три карты. Наибольшая комбинация – три туза, конечно. Хотя нет, еще выше ценятся три шестерки. Такое странное правило.

С соседней скамьи за игрой следит интеллигент.

Инженерик, должно быть, сторублевый. В очечках, при галстуке. Сперва помалкивает, потом у кого-то из близсидящих интересуется правилами. Ему явно завидно, что в компании все свои, что всем весело. А он, хоть и интеллигент,

– чужак. Но компания доброжелательна, предлагают очкарику вступить в игру. Тот с благодарностью во взоре пересаживается к играющим. Похоже, ему и проигрыш будет в радость. Вроде как приютили. Да он не шибко-то и проигрывает. Хотя и играет впервые; игра на везении основана, умения особого не требует. С полчаса играют.

В момент очередной сдачи очкарик интересуется:

– Затемнить сейчас можно?

– Чего ж нет, – гудят партнеры, переглядываясь: дескать, решился, интеллигентишка.

Затемнить – значит добавить в банк некую сумму, не видя своих карт. В этом случае все остальные должны класть суммы, в два раза большие. Конечно же, после того, как пройдет круг, затемнивший смотрит свои карты и дальше играет, исходя из того, что обнаружит.

Круг проходит, в игре остаются еще три партнера.

Очкарик ведет себя азартно: отказываясь поднять свои карты, добавляет в банк.

Работяги озадачены, но и обрадованы. Карта им пришла не та, против которой стоит играть вслепую. Но вскоре манера игры инженера начинает смущать их. Карты не поднимает, в банк знай себе добавляет.

Много денег набралось. Да и играющие, сверив со временем карты друг друга, вышли из игры. Остался один – обладатель трех тузов. Очкарик карты со стола не поднимает. Увеличивает и увеличивает ставки. У противника его уже и деньги кончаются. Но приятели, конечно, поддерживают: скидываются.

Поезд подъезжает к Одессе.

Работяга трехтузовый и рад бы продолжать поединок: дело верное, но денег общих хватает только на то, чтобы сверить карты с картами очкарика, которые все еще лежат на столе. Нетронутые.

– Смотрю, – огорченно сообщает мужичок. – Три туза.

Приятели во все свои добродушные глаза глядят; кто на очкарика, кто на таинственные его три карты.

Инженер, ни слова не говоря, начинает сгребать со стола деньги в раскрытый портфель.

Работяги растеряны. От растерянности молчат.

– Ты че?.. – издает наконец последний игрок.

– А? – не понимает Маэстро.

– У тебя что?

– Понятия не имею. – Маэстро встает, потому что поезд уже – у перрона.

Мужичок переворачивает девственные три карты. Конечно, три шестерки. Работяги рты разинули. Но и сказать нечего. Наглость ведь несусветная, но никто ничего не заметил.

Вдруг бабуля какая-то, кучей денег напуганная, запричитала. Проклинать Маэстро кинулась.

Тот – что на него, впрочем, совсем не похоже – деньги работягам вернул.

Когда я потом спрашивал его: чего вдруг, объяснил, что шум ему был ни к чему. Но, думаю, дело не в этом. Проклятья его могли смутить. Это – раз. Вовторых, что ему эти гроши. Он из Москвы с гастролей возвращался, с пересадкой в Раздельной. Тысяч сто пятьдесят вез. Теми еще деньгами. И в-третьих... Любил Маэстро иногда поработать на публику. Артист в нем умер.

Что он время от времени вытворял с колодой!.. Подвыпив, конечно, и среди своих. Фейерверк, фонтан трюков. Даже и ненужных для игры. Двенадцать карт висело у него в воздухе: запускал по одной, подкручивая так, что они возвращались к нему, и он снова отправлял их в полет.

До сих пор ни слова не сказал о том, как Маэстро выглядел...

Высоцкий... К нему, случалось, подходили, как к Высоцкому. За автографом. Рост, тертое магическое лицо, глаза морщинистые с хитринкой – все соответствовало. И голос.

Когда мне случалось выпендриваться с картами, демонстрировать среди своих перенятые у Маэстро трюки, свои понимающе ворчали:

– Ну, еще бы... С такими пальцами.

Видели бы они руки Маэстро. Сбитые, короткие пальцы бывшего боксера.

Конечно, Маэстро был не только картежником. Универсал. Аферы, «кидняки», «постановки» – не знаю, кто бы мог соперничать с ним в этих жанрах.

Один из «кидняков»...

Черный рынок Одессы. Семидесятые годы.

Он, солидно одетый в элегантный плащ, с соответствующей спутницей присматривает песцовую шубу. Причем на даме шуба уже имеется.