Михаил Сухачёв - Небо для смелых Страница 11

— Имя, отчество, фамилия, год рождения, — начал Аниховский, — это ясно. Пишите четко, разборчиво… Какую партийно-политическую работу вы проводили в период с Февральской по Октябрьскую революцию.

— А подпольную кличку надо писать? — почти серьезно спросил Василий.

— Ну, если была, то, конечно, укажите.

— Все было. Пиши, Женька: Евгений Саввич Птухин по кличке Воробей, с октября по январь рвался в Красную Армию, для чего занялся подделкой собственных документов.

Женя не обижался. Он смеялся вместе со всеми. В шестнадцать лет его принимали в партию!

Сразу же после заседания партячейки Женя сел писать письмо Марии Яковлевне. Ему так хотелось, чтобы лицо мамы, узнавшей о его успехах, засветилось радостью. И еще потому, что молодой коммунист Евгений Птухин все-таки очень скучал по маме, о чем не решался признаться даже задушевному другу Пете Пумпуру.

Глава IV

ЗАПАХ ПОРОХА

Да, обстановка в стране, которую охарактеризовал комиссар Григорий Аниховский при приеме в партию братьев Птухиных, была действительно сложной.

Попирая всякие традиции дипломатической этики, австро-германская военная делегация третий месяц торговалась на переговорах в Брест-Литовске, периодически прерывая их, давая время немецким войскам для очередных захватов новых территорий Советской России. Словно ржавчина разъедали страну спекуляция, бродяжничество, мародерство, бандитизм. Душил за горло затянувшийся голод. В зависимости от успехов интервенции периодически активизировалась контрреволюция.

Диверсии не миновали и тверскую авиагруппу.

Ранним мартовским утром городок был разбужен ружейной стрельбой и набатом пожарного колокола. На аэродроме горела ангар-палатка. К счастью, самолетов в ней не было. Словно театральная декорация, она вся занялась огнем, высоко взметнулись горящие клочья брезента. Еще десять минут, и тонкие жерди, как бы разом подрубленные, рухнули, взметнув яркий сноп искр.

Пожар потушили. Вспомнили о часовом, охранявшем ангар-палатку. В следах на снегу трудно было разобраться. Поиски привели к дощатому складу на краю аэродрома, где хранилось техническое имущество.

— Всем стоять на месте! — скомандовал Аниховский, когда увидел у стены, прямо под куском висящего рельса, предназначенного для подачи сигналов тревоги, лежащего лицом в снег красноармейца.

Осторожно обходя две пары следов на снегу, Аниховский, Татарченко, Комаровский и фельдшер приблизились к часовому. Повернули его на спину. Лоб и закрытые глаза были залиты загустевшей на холоде кровью. Картина жуткая.

— Насмерть, — едва слышно прошептал Татарченко. Фельдшер же приложил ухо к груди часового. Поднял руку, призывая людей не скрипеть снегом. — Жив! — не веря себе, воскликнул он. Осторожно сдвинув раненому шапку в поисках раны, фельдшер воскликнул: — Уши-то розовые! Шея белая, а уши розовые — значит, жив… Давайте быстрее носилки.

— Что скажете, комиссар? — обратился молчавший до сих пор Комаровский, когда они остались втроем.

— Дело ясное, вредительство!

— Нет, здесь сложнее. Смотрите на следы. Шаги часового большие, видимо, бежал. А тот, кто его ударил по голове, делал прыжки еще больше. Нет винтовки, она была в левой руке. Правой он, очевидно, бил в рельс, оповещая о пожаре. Видите, с левой стороны натоптано, видно, бандит освобождал винтовку из рук сбитого часового…

— Но палатка-то сгорела пустая? Значит, поджигал ее человек, не знавший, что самолетов там нет, — возразил Татарченко.

Они пошли по следу, оставленному бандитом, который вскоре, за сараем, по кратчайшему пути выходил на дорогу и там терялся.

К полудню выяснилось, что отсутствует военлет, бывший поручик Смидович. Вечером стало ясно, что он сбежал. Однако трудно было поверить, что этот тощий, постоянно тоскующий по отмененным офицерским привилегиям птенец последнего царского выпуска Гатчинской летной школы мог стать убийцей.

Каждый, кто узнавал эту новость, начинал с возражения: «Ну нет, этот опустившийся, невесть как попавший в авиацию хлюпик не мог напасть на человека».

Только работник ЧК, выслушавший многих, задумчиво возразил: «Почему не мог, мог, все зависело от того, кто, как и в какие условия его поставил».

Было принято решение усилить ночные караулы.

В первую же ночь добровольно вызвались нести пост Птухин и Пумпур. Жуткая утренняя картина постоянно возникала в сознании ребят, заставляла до предела напрягаться при каждом постороннем звуке. Не признаваясь друг другу, парни молча ходили рядом, до боли сжимая тяжеленные винтовки. Везде чудились посторонние звуки.

Жене было страшно и одновременно стыдно перед Петром за этот свой страх. Вдруг Пумпур остановился:

— Ты так сопишь, Женька, что могут мотор запустить и мы не услышим.

«Значит, Петьке тоже страшно!» — обрадовался Птухин.

Часа через два стало проходить напряжение, появилась усталость.

— Давай так: два круга ты носишь винтовку наперевес, а я на ремне, два круга наоборот.

Петя согласился. Стало легче, потянуло на разговор.

— Ты объясни мне, Петя, чего ждет мировой пролетариат? Почему затягивается мировая революция? Может, не верят в нашу победу? Может быть, нам надо к ним послать своих представителей партии, чтобы помочь организовать революцию?

— А меня, Женя, мучают другие вопросы, поближе. Надолго ли мир с немцами? Да им и верить-то нельзя. Сегодня читал? В Мурманске высадились англичане и французы. А контра, видишь, как она подло действует. Попробуй уничтожь ее. Намотаешься как собака, пока хоть одного выследишь… Эх, Женька, пока хорошая жизнь наступит, наесться бы хоть раз досыта варитезирлише.

— Чего, чего? Такое в обед начнешь произносить, к ужину закончишь, так и не поешь.

— Ну, вареный горох с салом и сметаной. Как сейчас вижу большой глиняный горшок, мама достает его из печки, открывает крышку, по дому разносится такой аромат, что голова кружится, а сверху корочка румяно-желтая, трогать жалко. Или хоть скабпутра…

— Хватит, Петя, а то в желудке нехорошо начинает сосать. Почему мы сидим здесь? Так ведь кончится война, а мы все будем готовиться и пороха не понюхаем.

— А ты не печалься, понюхаем. На наши носы еще хватит этого запаха. Бери-ка ружьишко на руку, а я отдохну…

Решением Окружной коллегии по управлению воздушным флотом тверская авиационная группа должна быть отправлена на Южный фронт. Для укомплектования отряда прислали самолет «сопвич», два мотора и трех военлетов. В недельный срок необходимо было закончить ремонт всех самолетов и моторов и подготовиться к переезду.