Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 1 Страница 11

Сталин, Рыков, Бухарин. В то время Бухарин и Рыков еще находились на таком уровне, что их кандидатуры прямо не отводили, ведь они являлись членами Политбюро. Поэтому выступать, поддерживая Сталина и отводя Рыкова и Бухарина, было нельзя, да это, видимо, и не встретило бы тогда поддержки в Политбюро. Были избраны также некоторые слушатели академии, которые поддерживали "правых".

Мне об этом рассказал Табаков, наиболее близкий мой товарищ, и мы с ним откровенно обменивались мнениями по всем политическим вопросам. Он был довольно развитым и подготовленным в политическом отношении человеком. Поздно вечером раздался звонок. Меня вызывают к телефону. Это было редкостью, потому что в Москве я ни с кем никакого знакомства не имел. Подошел я к телефону: "Говорит Мехлис[41], редактор "Правды". Вы можете ко мне приехать в редакцию?".

Я сказал, что могу.

"Тогда сейчас подготовьтесь, я пришлю свою машину. Срочно приезжайте, у меня есть к вам дело".

Отвечаю: "Хорошо".

Через несколько минут автомашина была уже около общежития Промышленной академии. Я сел в нее и поехал в "Правду". Это было первое мое знакомство с Мехлисом.

Он зачитал мне письмецо из Промышленной академии, где рассказывалось о политической махинации, которая была подстроена для избрания делегации "правых" от партийной организации академии. Все знали, что в Москве в Промышленной академии учатся в абсолютном большинстве старые большевики, бывшие директора заводов, фабрик, объединений. Они проходили там подготовку и переподготовку по повышению своих технических знаний. Мех-лис зачитал текст и спрашивает:

"Вы согласны с содержанием этой корреспонденции?".

Говорю: "Меня тогда там не было". - "Знаю, что вас не было, но заметка верна?". "Полностью согласен, она отражает действительность". - "А вы можете ее подписать?". "Как же я могу подписать? Не я же писал и автора не знаю". "Нет, нет, - говорит, - Ваша фамилия не будет фигурировать и даже автора не будет. Я верю Вам, я слышал о Вас и Вашей позиции. Если Вы подпишете, то, значит, в заметке действительно правдиво отражается обстановка, которая сложилась в партийной организации Промышленной академии". Я сказал: "Хорошо", и подписал. Он сейчас же на своей машине отвез меня в общежитие Промышленной академии.

А назавтра вышла "Правда" с этой корреспонденцией.

Это был гром среди ясного неба. Забурлила Промышленная академия, были сорваны занятия, все партгруппорги требовали собрания. Секретарь партийной организации Левочкин вынужден был созвать его.

Партийная ячейка раскололась. Хозяйственники в академии были аполитичные люди, а некоторые - просто сомнительные лица. Кое-кого из них я знал: наши были, донецкие. Приходили они ко мне и говорили: "Что ты склоку заводишь? Что тебе нужно?". Я отвечал: "Слушай, ты же ничего не понимаешь, это же "правые", куда они тебя тянут?". А они ни черта не понимали, кто такие "правые" и кто такие "левые".

Это собрание было самым бурным. На нем-то меня и избрали в президиум, и я стал председателем собрания. Тут и активизировалась группа, которая стояла на позициях Центрального Комитета и вела борьбу с "правыми", то есть с руководством нашей организации, так как оно в основном было "правым". Не помню, сколько времени шло заседание. Закончилось оно тем, что были отозваны все делегаты, кроме Сталина, - и Рыков, и Бухарин, и представители нашей партийной организации, после чего избрали новых делегатов, в том числе меня, на районную партийную конференцию.

Меня избрали (не помню, каким большинством) в бюро и секретарем партийной организации. Тогда мы развернули активную деятельность по борьбе с правыми. Шум пошел по Москве, что идет в Промакадемии борьба.

Да, была борьба, острейшая борьба, но мы навели порядок. Партийная ячейка твердо стала на позиции Центрального Комитета, а это означало поддержку Сталина, секретаря ЦК и вождя страны.

Через эту мою деятельность в Промакадемии меня, видимо, и узнал Сталин. Сталину, конечно, импонировало, что наша партийная организация поддерживает его. Мы тогда так прямо не говорили, а выступали в защиту Генеральной линии партии. Я и сейчас считаю, что поддержка линии, выразителем которой в то время являлся Сталин, была правильной.

Как я уже упоминал, Сталин обо мне узнал, именно когда я учился в Промышленной академии. Тогда как раз прошел разгром московских и горьковских правых, и они все пошли в Промышленную академию. Поэтому это был как бы инкубатор правых, рассадник микробов правого толка, правого направления. Там они занимали довольно прочные позиции. Вот, например, Пахаров, старый нижегородец, член партии с 1903 года, кажется. Очень порядочный человек. Я его знал как директора, потому что он был директором Юзовского завода, когда я возвратился из Красной Армии. Потом Коршунов. Между прочим, Коршунов был хорошим приятелем Молотова[42], и встречался с ним в выходные дни.

Итак, провалилась затея "правого" бюро, отправив меня представителем от партийной организации академии в колхоз, устранить возможность избрания меня на районную партконференцию и лишить возможности там выступить.

Наоборот, эта группа потерпела катастрофу, все ее представители были отозваны, а на Бауманскую районную конференцию избраны сторонники генеральной линии Центрального Комитета ВКП(б). Это случилось настолько поспешно, что мандаты на районную конференцию, которые мы получили и распределили между вновь избранными делегатами, были выписаны еще на прежних делегатов. Я тоже пошел на конференцию с мандатом, принадлежащим кому-то другому. Стали проверять документы и говорят, что ведь это же мандат на такого-то человека. Отвечаю: "Да, выписан на него, а я вот такой-то".

Прошло, потому что партийная организация Бауманского района все уже знала. А инцидент с мандатом, с которым я пришел на конференцию, кончился шуткой, В Бауманском райкоме тоже не все занимали достаточно четкую позицию. Секретарем его являлся Ширин[43]. Я затрудняюсь сейчас сказать, был ли он "правым" или просто пассивным человеком, недостаточно политически зрелым и недостаточно политически активным. Когда он приходил к нам в академию, то он там никаким уважением не пользовался, и ему даже говорить не давали. Цихон[44] пришел, авторитетный человек, нарком труда, а до того бывший секретарь Бауманского райкома (позднее он тоже погиб, расстреляли его), и ему не дали выступить. Он говорил: "Послушайте, я имел дело со строителями, и даже там больше порядка придерживались, чем у вас, а ведь вы - слушатели академии". Одним словом, Бауманская организация не была боевой, но и не считалась оппозиционной, поддерживающей "правых". Мы договорились среди делегатов, что я должен буду выступить там и изложить нашу позицию, чтобы никто не считал, что мы выбрали "правых". Добавлю, что когда я выступил, то конференция встретила меня довольно прохладно. Я уже был избран тогда секретарем партийной организации академии. Поэтому именно мне пришлось выступать, чтобы районная партийная конференция знала, что парторганизация Промышленной академии твердо стоит на позициях генеральной линии партии и что избрание "правых" - уловка бывшего партийного руководства академии, которое сочувствовало "правым", а теперь лишено доверия и переизбрано.