Виктор Мальков - Великий Рузвельт Страница 11

Другой хорошей новостью было то, что Вильсон, избранный на второй срок, начал сдвигаться в «нужном» направлении во внутренней и внешней политике. Последовательные реформы в области трудового права, открывающие эру «индустриальной демократии», и решительные шаги во внешней политике, которые ждали от президента интервенционисты, завоевали ему расположение молодых демократов. 3 февраля 1917 г. Вильсон разорвал отношения с Германией. Посол Бернсторф положил на стол в госдепартаменте свой паспорт. По всей стране проходили марши готовности. В первых рядах шумных манифестаций шел президент, Франклин вел за собой колонну чиновников морского министерства. Он чувствовал себя юбиляром.

События развивались стремительно, и уже вскоре «отважные парни» в кабинете Вильсона вроде Франклина Рузвельта и Франклина Лейна стали востребованы в качестве пропагандистов новой роли Америки в мировых делах. 18 марта 1917 г. немецкие подлодки торпедировали несколько американских судов. 2 апреля того же года Вильсон на заседании палат конгресса заявил, что не видит альтернативы войне. Франклин Рузвельт воспринял президентское заявление с восторгом. Все менялось на глазах. С чувством важности момента он осуществил инспекцию американских военных баз в Мексике, на Гаити, Кубе и в Доминиканской Республике. Миссия была подчинена идее подготовки к отражению немецкой угрозы. Пышные встречи, салюты, «потешные» учения, беседы с молодыми морскими офицерами помогали шлифовке взглядов на латиноамериканскую политику США, в целом сформировавшуюся уже в 1913 и 1914 годах. Было ясно, что в противовес Дэниэлсу Рузвельт был вместе с ядром служак в военно-морском ведомстве. С теми, кто настаивал не только на строительстве превосходящего остальные морские державы флота, но и на создании «полосы безопасности» на юге Соединенных Штатов.

Мексика с ее долгой революцией под боком у Соединенных Штатов вызывала у Франклина реакцию в стиле Теодора Рузвельта. «Я не хочу войны, – говорил он, – но я не вижу пути, встав на который мы могли бы ее избежать. Рано или поздно Америка должна вмешаться и очистить Мексику от политического хаоса» {21}. Японская угроза (несмотря на услуги, оказанные Т. Рузвельтом Японии во время Русско-японской войны 1904–1905 гг.) беспокоила Франклина еще сильнее. Он предвидел возможность внезапной японской атаки на флот США, ослабленный разъединением материком на два океана. Через четверть века так и произошло в Пёрл-Харборе, потребовав от Рузвельта самопризнания в непростительной беспечности и проволочках {22}. Взгляды Франклина постепенно становились хорошо известными публике. Престарелый адмирал А. Мэхэн, идеолог «жесткой силы», направил ему письмо в знак полной солидарности с ним. «Я пишу Вам, – признавался он, – потому что не знаю никого другого в нынешней администрации, к кому бы мне хотелось обратиться с этим письмом» {23}.

Масштабы европейской войны помогли раскрыться тем качествам Рузвельта-политика, о которых ни он, ни его близкие и не подозревали. Его непосредственное начальство явно не поспевало за событиями. Ни извлечь стратегическую выгоду, ни содействовать экономической перестройке в соответствии с военным временем, наладив производство необходимой продукции, оно оказалось не в состоянии. Время обгоняло поклонников старомодного изоляционизма, не содействовавших раскрытию военного потенциала США и тем самым существенно мешающих обеспечить перевес сил Антанты над воинством Центральных держав. «Эти добропорядочные люди, – с досадой писал Франклин Элеоноре, – У. Брайан и Дж. Дэниэлс, имеют такое же понятие о том, что такое европейская война, как наш Эллиот (сын Рузвельтов, которому едва исполнилось четыре года. – В.М.) о высшей математике» {24}. Рузвельт был твердо убежден, что современная война требует перевооружения, всеобщего военного обучения и создания особых государственных органов, регулирующих расходование ресурсов, военное производство, трудовые отношения в промышленности и надзирающих за условиями труда.

В своем стремлении перебороть инертность Дэниэлса и ему подобных Рузвельт настойчиво искал поддержки у полковника Э. Хауза, ближайшего советника президента, давно считавшего, что США должны вмешаться в войну на стороне Антанты. Состоялось несколько встреч Рузвельта с Хаузом, в ходе которых с глазу на глаз они обсуждали все плюсы и минусы сложившейся для США ситуации. Одновременно Рузвельт принял участие в секретном конклаве смертельных врагов президента из противоположного лагеря. Среди них был ряд примечательных фигур: Корнелиус Блисс, генерал Леонард Вуд, финансист Джон Пирпонт Морган и, конечно же, Теодор Рузвельт, «дядя Тедди». По итогам этого секретного совещания, среди законспирированных участников которого Франклин Рузвельт выглядел наиболее решительно настроенным, были выработаны важные пункты платформы. Предпочтение, отметил Франклин в своем дневнике, решено было отдать позиции Теодора Рузвельта, требовавшего пересмотреть военную политику под углом зрения стратегической перспективы. Франклин лаконично резюмировал: «Я поддержал теорию ТР».

Энергичный, инициативный, не колеблющийся в случае необходимости прибегнуть к приемам политиканства, радетель гегемонии американского флота на морях и безопасности США на дальних подступах к берегам Америки благодаря физическому магнетизму и административному рвению Франклин завоевал престижное место в вашингтонском истеблишменте. Но окружающие его коллеги и друзья не всегда одинаково судили о его внутреннем содержании из-за фривольной манеры поведения и некотором верхоглядстве в вопросах экономики или гражданского общества. «Он мог нравиться или привлекать к себе внимание, – много позднее вспоминал об этом времени в биографии Рузвельта известный дипломат Уильям Филлипс, его друг и щеголь из ближайшего круга университетских однокашников, – но он не мог претендовать на особую рассудительность, он был ярким собеседником, но не очень твердым в суждениях. Он мог очаровать кого угодно, но назвать его гигантом вряд ли кто-либо решался. Он обладал огромной жизненной силой, интересом ко всему, и он действительно стал очень дельным заместителем министра военно-морского флота. Он был всегда оживлен, всегда был душой компании, но он никогда не казался особо основательным» {25}. К этому критичному перечню запомнившихся ему черт спутника юных лет и собрата по кабинету У. Филлипс мог бы добавить еще одну – личное мужество, раскрывшееся в военное время.

После выборов 1916 г. Рузвельты перебрались в арендованный ими дом сестры Теодора Рузвельта на N-стрит. Секретная служба на основании того, что его имя попало в «черный список» германских агентов чиновников американского правительства, известных антикайзеровскими настроениями, а потому намеченных к уничтожению германскими агентами, рекомендовали Рузвельту иметь при себе пистолет. Несколько дней он носил его в кармане, но затем решительно запрятал в стол. Однако открыто в разговорах с французами и англичанами в Вашингтоне высказал намерение отправиться на Западный фронт в составе американских экспедиционных сил. И только решительные возражения Дэниэлса и Вудро Вильсона, посчитавших, что Рузвельт будет больше полезен в Вашингтоне, заставили его отказаться от облачения в солдатскую шинель.