Семен Гудзенко - Завещание мужества Страница 11

Между городами ходят дилижансы — телеги, нагруженные тетками и стариками — с базара, на базар, в гости. Среди этих штатских попадаются наши солдаты. Они спят, бешено вспоминая деревню, сенокос, ночное. Надоели им попутные машины. Телега — рай.

Между городами беспрерывно идут тачечники. Многие полуголые, красные от загара, босиком. А на быстро летающих машинах солдаты еще в ушанках.

Шел человек по улице Будапешта, где он живет уже три месяца, и вдруг могила, на доске прочел надпись: имя друга. Его он видел в дни штурма города. Он погиб. Жил три месяца в городе с мертвым другом, писал ему письма, ждал ответа…

Мой хозяин бывший кельнер. Жрать у него нечего. Но даже два ломтика хлеба он несет своей сожительнице на подносе и трех тарелках.

Он стар. У него медали за прошлую войну. Мне он говорит, что бил в 1914 году итальянцев, а немцам, наверно, хвастал, что бил русских.

Сегодня был в цирке. Интересна улица Андраши. Особняки тузов и графов, дома свиданий и фехтовальные клубы. Тут от городского парка шли упорные бои. Поэтому все особняки почти рассыпались, пробиты, в них не живут. Много зелени, бульвар, озера и над ними древние замки. Очень живописные места. Трава уже зеленая, и влюбленные мнут ее. Возле цирка пять могил. Могилы и у каждой аллеи парка.

Интересен один номер. Четверо клоунов держатся за хвост крохотного пони. Выходят. Их спрашивают, почему лошадь такая маленькая. «Это половина. А другую половину мы съели…» Вспомнил сразу январь, от туши убитого коня поднимается шляпа, очки, окровавленный нож. «Парле ву франсэ?» Профессор режет конину. Он говорит на пяти языках.

Кино «7 морских чертей». История. Испания. Война с Англией. Скука, потому что вместо искусства дан боевик — фехтование, абордаж, кулачный бой. Чудесный фильм «Золя». Чем-то он напоминает мне «Большой вальс», жизнь писателя дана правдиво. Хорошо, что есть фон исторический — дело Дрейфуса. Сделано превосходно.

Тяжелые мадьярские памятники. Арки в честь павших в 1914–1915 годах. Рыцари, колесницы, всадники. Все изрешечено пулями. Чугунная голова лежит у ног коня. Это в районе улицы Андраши — бои здесь шли тяжелые.

Как карты, рассыпается черепица на крышах. Кто-то тасовал их.

В Буде немцы. Артбатарея. Из окон видны солдаты на том берегу. Лед. Полыньи. Красные парашюты. Немцы сбрасывают своим жратву и гранаты. Внизу открытые настежь магазины. Бери что хочешь. Подхожу к артиллеристу. Смотрю, что он взял: один кусок мыла, флакон одеколона, сигареты. Взял, что нужно, а большего не берет.

Командир полка Леня Баскин, майор, мой ровесник, кончал Московскую консерваторию по классу композиторскому.

Снова рассказывал свою военную биографию — год солдат, восемь месяцев в газете, полгода в выездной редакции, снова 4 месяца в Москве в газете, три месяца командировка по Украине, Бессарабии, пешком с 1-го Укр. из Западн. Украины на 2-й Укр. — Бессарабия. Снова Москва, газета 4 месяца. Снова фронт — Трансильвания, Венгрия, Словакия — 3 месяца, да месяц пути. Что впереди? Трудно? Но я должен довоевать, чтобы написать полностью книгу «Мы в Европе».

Последние дни в городе. Был снова на окраине проспекта Андраши, в парке у статуи Вашингтона. Был в парламенте. Чудесные орнаменты, роспись стен, безвкусные исторические картины. Заходил в верхнюю и нижнюю палаты. Поднимался на трибуны, с которых говорил речи Хорти. Все это очень и очень любопытно.

Будапешт позади. Дорога идет по венгерским городам. Разоренный Дьер и целые стекла в Мадьяраваре. Утром пересекли австрийскую границу. Весь фронт передвинулся. Встречаю под Веной, как и под Будапештом, знакомых регулировщиц и командиров полков. Окраины Вены — Карлэберсдорф опять пиво, как и в Кабаньи. Город начинается с пива. Пьют все — солдаты, освобожденные. По шоссе идут сотни — русских, поляков, французов, итальянцев. На двоих идущих французов всегда один чех или поляк, так как они кое-как могут объясняться с нами… Вот изможденные девочки с авиазавода в Швехате. Вот юнец в чудесном костюме и с самопишущей ручкой. Он был жуликом в Вене. Французы с браслетами на руке — имя, номер. Русские с надписью — ОСТ…

Переправа всегда торжественна и молчалива, как похороны.

Встречаю друга на мотоцикле, пересаживаюсь и снова в Вену. На домах белые и красные флаги. Бюргеры сжимают у виска кулаки: «Рот Фронт». Дома вплотную, глухие ворота, мрачные деревни. Изобилие скота.

Братислава. Чудно. Залит солнцем город. Напоминает курорты Крыма. Горы и горы.

Дунай чудесен — набережная, гуляют. Памятник у театра Гвездославу — поэту-классику. Брожу по городу. Шовинизм. Немцы поработали.

Раненый штатский чех не хочет идти в австрийскую больницу.

Рингштрассе — парламент, опера, городской театр. У памятника графу Шварценбергу… Баррикады. Отсюда до центра 10 минут ходьбы.

Здесь же орудие на прямой наводке.

В третий раз я по Венскому шоссе въезжаю в город. Сейчас бой уже идет за Дунайским каналом. Основная часть города уже освобождена. Дымится парламент. Вхожу. В комнатах жили немецкие солдаты. В кабинетах разбросаны шапки, мундиры, бумаги, и все со свастикой. Еду по городу. В 16-м районе был лагерь русских военнопленных. Сейчас в одном из домов они укрываются от бомбежки. Наталья Николаевна, сорокалетняя женщина из Киева. Она жила на улице Артема. Все это очень любопытно. Вот семья из Севастополя. Бабка, мать, дочь. Мужчины все на фронте. Они одеты, как и раньше, по-рабочему бедно, — все русские. А вот девчонка во всем иностранном. Польки — разбитные. Австрийцы их теперь побаиваются и счастливы, когда о них говорят, что они мягче немцев, что они давали приют русским. Район особняков. Дом, гараж и сад. Почти в каждой вилле один славянин-работник, чтобы объясниться с нами.

Кто-то подходит. Меня называют «комиссар». Показывает документ — он когда-то сидел в гестапо. Боже мой, как это противно, как немцы предупредительны, как они лебезят.

Очередь за хлебом. В рабочем районе люди ходят храбрей. Многие уверяют, что они бывшие шюцбундовцы.

Вена приятна зеленью. Напоминает Киев. Захожу в дом. Дворник ведет в квартиру сбежавшего обершарфюрера СС. Все как было. У дверей два собранных чемодана. В шкафу мундиры с орденами и пальто. На столе письма и бумаги, кортик и шашка. Очень много квартир пустует — фашисты бежали без оглядки.