Александр Таланов - Нансен Страница 11

Зато и охотников собралось более чем достаточно. Целая флотилия промысловых судов: «Хоральд», «Гейзер», «Утро» и другие — тоже приготовилась начать «хоз».

— Нет смысла бороться с таким количеством конкурентов! — решил Крефтинг. — Лучше отправиться дальше, где будет меньше соперников.

Расчет оправдался, хотя пришлось еще долго пробираться во льдах. Большое стадо встретилось снова. Вблизи же оказался только тихоходный «Хапдроде», который удалось легко обогнать.

С «Викинга» спустили на воду шесть шлюпок. В одну из них рядом с лучшим стрелком Оле Могерудом сел Нансен.

Гребцы налегли на весла. Шлюпки помчались к льдинам, на которых скучились тюлени. В глазах пестрило от множества их черно-белых шкурок. Воздух трепетал от тепла, излучаемого их телами. Слышалось урчанье, напоминавшее мурлыканье кошки, когда ее гладят. А иногда раздавалось глухое, протяжное рыканье «хо-хо».

— Изумительное зрелище! — прошептал Нансен.

— В сравнении с настоящей залежкой жалкое стядишко, — возразил Оле Могеруд. — Ну и ленивые это животные! Целыми часами могут валяться, переворачиваясь с боку «а бок, то почешут себе шею передними ластами, то подставят спину солнцу, то опрокинутся на брюхо и уставятся в пространство, пока их что-нибудь не вспугнет. Право, ленивее нет зверя на свете!

Шлюпки осторожно подобрались к тюленям на расстояние выстрела. Гребцы сделали еще несколько взмахов, и рулевой скомандовал: „Стоп!“ Весла бесшумно опустились вдоль бортов шлюпки, продолжавшей по инерции скользить дальше.

Оле поднял ружье, старательно прицелился. Выстрелил. Первый тюлень упал головой на лед… Еще выстрел, и поникла другая голова.

Замелькали разделочные ножи. Зверобои быстро освежевали туши, погрузили их в шлюпку и направились к другому стаду.

Оле опять первым сошел на лед и, прячась за высокий торос, пополз. Нансен полз следом, стараясь повторять движения опытного охотника. С остальных шлюпок тоже сошли люди и, крадучись, стали подбираться к стаду. Вскоре со всех сторон поднялась пальба.

Нансен стрелял направо и налево, едва успевая перезаряжать ружье. Затем вместе с Оле свежевал туши, грузил шкуры и сало на шлюпку.

— Теперь у птиц будет пир! — заметил Оле. — Зверям беда, а им радость. И откуда их столько берется!

Оле сказал верно: тучи чаек с яростным криком набросились на ободранные туши. Птицы будто заранее знали о предстоящей поживе, и, когда охотники подкрадывались к стаду, они уже витали вокруг, ожидая момента, чтобы броситься на убитого тюленя, как только его освежуют. Даже всегда осторожные „бургомистры“ становились смелее. Они плавно описывали круги в воздухе, потом, величественно сложив крылья, усаживались на землю и шествовали к освежеванной туше с таким достоинством, что обыкновенные простые чайки почтительно уступали им место.

Тюленей было множество, выискивать новые стада не составляло труда. Охота длилась долго, пока на мачте „Викинга“ не взвился сигнальный флаг-приказ: шлюпкам возвращаться на судно.

Всего за эту охоту удалось добыть сорок четыре тюленя, притом в лодке Оле оказалось семнадцать шкур.

Разумеется, стрелки соревновались между собой, каждый старался занять первое место. Промысел являлся своего рода экзаменом для охотников: умения стрелять метко было недостаточно. Следовало разумно, хладнокровно организовать свою работу, ловко грести во льдах и свежевать добычу, не теряя ни минуты.

Потому, когда Оле Могеруд в присутствии всех за ужином промолвил: „А господин студент стрелок меткий! Толк из него будет, черт побери!“ — слова эти прозвучали для Нансена, как нежнейшая музыка.

Но опыт приходил не сразу, хотя студент был старателен, и до всего ему было дело: сколько забито зверей в разные годы? Где находятся лучшие лежбища? Каковы условия плавания в Полярном бассейне? На целую уйму нансеновских „почему и отчего“ приходилось отвечать бывалым морякам-зверобоям. Зато не было дня, чтобы он не записал в своей тетради чего-либо полезного. То были записи любознательного ученого, а не просто впечатления любопытствующего.

ЧЕЛОВЕК НАХОДИТ СЕБЯ

Я берег забыл, я в море — весь!

В воскресенье седьмого мая Нансен отмечает в своем дневнике: «Нижняя поверхность молодого льда иногда красноватого цвета. Сегодня мы шли сквозь такой лед. Я попросил спустить шлюпку и добыл кусок для микроскопического анализа. Оказалось, что красный цвет объясняется присутствием мельчайших растительных организмов, которые держатся на нижней поверхности льда. Это были различные виды кремневых водорослей, которые настолько ярко окрашивают лед, что, когда он ломался под судном, то море поблизости казалось кровавым.

Крефтинг говорит, что такой лед обычно встречается там, где находится детная залежка. Это правдоподобно. Если нижняя поверхность льда краснеет от этих растений, значит их находится в воде очень много, а они служат пищей для мелких животных, например ракообразных, которыми, в свою очередь, питаются тюлени, в особенности детеныши».

Через три дня в дневнике, после обычных сведений о состоянии погоды и местонахождении судна, Нансен пишет: «Мы видели редкого гостя в этих водах — огромного гренландского кита, который несколько раз всплывал вблизи судна, выбрасывая струю водяных брызг. В отличие от крупных сельдяных китов у него нет плавников на спине. Именуется он „полосатиком“. В прежние времена этот ценный кит в изобилии водился в арктических водах, преимущественно вдоль кромки льдов Шпицбергена. Целые флотилии крупных промысловых судов отправлялись — в особенности в XVII и XVIII веках — промышлять этих китов, главным образом для удовлетворения женского тщеславия: китовый ус шел на женские корсеты и корсажи. Китовый жир тоже был нужен — из него вытапливали ворвань для ламп.

Гренландский кит средней величины дает 20 тонн сала, а самые матерые даже 30 тонн. Общий вес кита примерно 70 тонн. Свое неуклюжее тело передвигает он в воде при помощи мощного хвоста. Голова у него гигантских размеров, длина ее составляет почти треть всего тела.

Область распространения гренландского кита ограничена. Об этом свидетельствует такой любопытный факт: в Дэвисовом проливе был добыт необыкновенно крупный кит, в жировом слое которого обнаружили гарпун с меткой корабля „Жан“ и датой сорокалетней давности. Корабль этот затонул в Дэвисовом проливе, а кит еще десятки лет продолжал странствовать в тех же водах».

Нансен тщательно исследовал распространение и добычу гренландских китов за несколько столетий. И пришел к выводу, который выразил в гневных строках: