Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова Страница 11

Примерно так же, как она волей случая появилась в «Мастере», прошло и ее неожиданное назначение на роль Дуни в спектакле по Достоевскому «Преступление и наказание». Нина Сергеевна не скрывала, что «очень хотела, чтобы Юрий Петрович работал со мной, разбирал роль, как полагается. Но никогда так не получалось… Назначался первый состав. Второй. Начинались читки. Все читают, я – нет… Любимов уже полгода репетировал с другой актрисой. Как-то случайно мы встретились в дирекции. Он вдруг спрашивает: «Нина, а почему вы не репетируете?» Я говорю: «Юрий Петрович, я же застольный период не проходила, а через две недели сдача». – «А вы можете прямо сейчас выйти на сцену?» Я уже перестала ходить на репетиции, смотреть. Говорю: «Могу сейчас посмотреть из зала, какие там мизансцены». А уже на следующий день мы показали с Володей Высоцким сцену – Свидригайлов и Дуня. Любимову понравилось, и я сыграла премьеру…»

Какую сцену показывали тогда Шацкая и Высоцкий? Низкий поклон журналисту Григорию Цитриняку, который со стенографической точностью зафиксировал эту репетицию, а потом все опубликовал в статье «И Свидригайлов, и Раскольников».

Итак, Дунечка приходит к Свидригайлову, который пытается ее изнасиловать. Любимов дает установку:

–  Володя, расстегни ей платье – должно быть открыто полгруди… Так… Спокойно переходи в линию бедра… Спокойно обнимай ей ноги… Вот-вот… И задирай ей юбку. Лезь под юбку…

Высоцкий никак не может расстегнуть платье, и Шацкая, хотя она по мизансцене находится в глубоком обмороке, начинает помогать расстегивать платье (в зале хохот).

–  Подождите. Тут нужно технику отработать. (Идет на сцену.) Володя, смотри, как надо…

Голос:

–  Ну, вдвоем-то вы справитесь! (В зале хохот.)

–  Опомнившись, Дуня должна ногами сильно оттолкнуть Свидригайлова, но это требует известной техники, чтобы не ушибить актера. (Вернулся в зал.) Важно, Володя, чтобы потом был большой проход. Надо отлететь к стулу, а потом самому перейти к коричневой двери. И уже оттуда ползти к ней – на весь монолог. Нина, застегивай, застегивай платье, грудь убирай. Поджимай ноги под себя и толкай.

Шацкая поджимает ноги под себя и толкнула. Высоцкий отлетел не к стулу, а сразу к двери.

В. Высоцкий (потирая ушибленные места):

–  Она меня так шарахнула…

–  Володя, распределись. Когда она тебя оттолкнула, ты лежишь в жалком состоянии. Поднялся, отошел от двери, пошел к ней, а от стула встанешь на колени и там метр проползешь на коленях: тебе надо искупить животное твое безобразие… Ну, еще раз: расстегни ей платье, обнимай ноги… И с азартом лезь под юбку.

Высоцкий расстегнул лежащей «в обмороке» Шацкой платье, обнял ноги и с азартом полез под юбку…» Конец цитаты.

Все получилось! И сцена, и весь спектакль. И Свидригайлов, и Дуня.

Потом Нина буквально выпросила для себя у Любимова роль Марины Мнишек в «Борисе Годунове». «На нее пробовалась вся женская половина театра и даже со стороны приходили актрисы. Я показалась один раз, меня оставили, – не скрывала своей законной гордости Нина. И тут же следовал обязательный протокольный реверанс в сторону «шефа». – У Любимова есть одна замечательная черта: даже когда актер ему по-человечески не нравится, но при этом он лучше всех справляется с ролью, он будет играть».

На репетициях Юрий Петрович требовал от исполнительницы роли Мнишек: «Марина должна быть овеществленным высказыванием Пушкина: «Змея!» И играть эту стерву… Марина холодная женщина, фригидная. Ей надо точно договориться с Лжедимитрием и доложить отцу и всем участникам заговора, что и как… Ей мешает страсть Димитрия, чтоб по делу поговорить… Марина Самозванцем, как щенком, играет. И в этом есть польское высокомерие, полный холодный расчет. Это как фиктивные браки сейчас заключают… Надо, чтоб чувствовалось у нее: «С какой мразью, сволочью я себя связала. А уж ничего не поделаешь. Уже замуж вышла, прописала»… Он же – шпана. И она тоже – оторва… Тут надо научиться лаяться, как польки… Тут у них о чем разговор? Он: «С любимым рай в шалаше». А она: «Какой шалаш? Мне вилла нужна! И вся Московская область. Огородим забором всю область, и будет наша дача». Это ж не любовные забавы для Марины…»

Маргарита, Марина Мнишек были звездными ролями Шацкой. Но, конечно, и кроме них у Нины случались удачи, пусть не такие громкие, но все же. Например, отчаянная Женька Комелькова в спектакле «А зори здесь тихие…» или царственно красивая Наталия Николаевна Гончарова в пушкинском «Товарищ, верь».

Однако, положа руку на сердце, признаем: чаще Шацкой доставались-таки безымянные героини второго плана – певичка в ресторане («Час пик»), дама в «Жизни Галилея», молодая проститутка в «Добром человеке из Сезуана»…

«Я просто от природы невезучая, – объясняла Нина Сергеевна – … Меня Бог не наградил одним качеством, которым должны обладать все артисты, – честолюбием… Я – человек очень ленивый, и могу добиться только того, чего очень захочу…»

Первые годы на Таганке и самому Филатову особой радости не доставляли – стоящих работ было маловато, раз-два и обчелся. Поначалу молодому актеру доверяли главным образом эпизодические роли. То Янека Боженецкого в «Часе пик», то помощника Галилея Федерцони, то Егора Ивановича («Мать» по Горькому), то Мотовилова («Пристегните ремни!»). Но все-таки он верил: «ковер покажет», и упрямо ждал, чувствуя, что способен на большее.

Никому не жаловался на не слишком ладно складывающуюся карьеру. И другим не позволял. Сокурсница Таня Сидоренко, тоже попавшая на Таганку, вспоминала, что тех, кто начинал скулить, Филатов обычно обрывал резким тоном: «В первую очередь в этом виноват ты сам. Либо добивайся чего-то, либо уходи из профессии». Но если вдруг с этим человеком случалось несчастье – всегда вставал на его сторону. Понимая, что сильнее, что талантливее…

«Большой работы не было, оставалась масса незаполненного времени, – вспоминал он, – и я продолжал писать по-прежнему. Видимо, я заполнял этим какой-то вакуум, пытался компенсировать какую-то актерскую зависимость чем-то своим, своевольным. Мне было интересно, но я мог бы без этого обойтись, чего не могут про себя сказать многие пишущие люди…»

Он прекрасно понимал, что на Таганке его ждет бесславие. Проработав на подхвате года полтора, собрался бежать. Тут-то, в часы сомнений и раздумий, подметило перспективного актера зоркое и плотоядное око другого великого мастера – Аркадия Исааковича Райкина. Плюс еще сын Костя, который тоже учился в «Щуке», подлил масла в огонь, все уши прожужжал отцу, что классный актер Филатов, пропадающий на вторых ролях у Любимова, пишет, ко всему прочему, очень интересные тексты – и поэтические, и драматические. Словом, у него есть все то, что тебе нужно. Бери с потрохами!