Леонид Гроссман - Пушкин Страница 11

Среди русских литераторов, иногда мало известных, как А. Ю. Пушкин и М. Н. Сушков, здесь выделялись два первостепенных литературных имени — Карамзин и Дмитриев.

К этим именам Василий Львович прибавил теперь два новых — Жуковского и Батюшкова:

Жуковский, друг Светланы,Харитами венчанный,И милых лар своихПевец замысловатый…

Жуковский в 1808 году принимает на себя редактирование «Вестника Европы» и становится в центре московской литературной жизни. Теперь он уже признанная сила. Еще в 1802 году в карамзинском «Вестнике Европы» было помещено «Сельское кладбище», сразу же поставившее Жуковского в первые ряды русских авторов. Поразительное благозвучие и прозрачная напевность стиха зачаровали читателей. В доме Сергея Львовича, у которого автор «Людмилы» бывал в 1808–1810 годах, он впервые увидел своего будущего ученика и «победителя».

В первой половине 1810 года в Москве появился Батюшков. Среди оживленных и нарядных гостей Сергея Львовича он представлял своеобразное исключение.

Это был невысокий человек болезненного вида, с впалой грудью и печальными голубыми глазами. Веющиеся русые волосы еле оттеняли его бледное лицо. Одиноким был он и среди московских стихотворцев. Первым из русских лириков он пошел в школу итальянских поэтов, стремясь сообщить родному слову «музыкальные звуки авзонийского языка». В эти годы Батюшков в своем творчестве уже «дышал чистым воздухом Флоренции» и любил беседовать «с тенями Данта, Тасса и сладостного Петрарки». Предпринятый им труднейший опыт по приданию русскому поэтическому языку плавности и напевности начинал давать поразительные результаты. Слагался новый лирический стих с гибким и сильным ритмом, замечательно соответствующий богатому разнообразию элегических и вакхических мотивов Батюшкова:

О память сердца! ты сильнейРассудка памяти печальной,И часто сладостью своейМеня в стране пленяешь дальной[6].

Тончайшая инструментовка стиха, чистота и грация образов, прелесть свободного движения обновленных ямбических ритмов — здесь все уже предвещало Пушкина. Вскоре начинающий поэт признает Батюшкова своим первым и главным учителем и отчетливо поставит себе задачей развивать великолепный лирический стих «Вакханки» и «Умирающего Тасса».

Верным представителем карамзинской плеяды был в этом обществе Василий Львович. Не обладая крупным дарованием, он был прилежным работником в области стиха я языка. («Грамматика тебя угодником считает», писал ему Жуковский.) Около 1810 года Василий Пушкин проявил подлинное дарование сатирика и бытописателя в своей шутливой поэме «Опасный сосед».

Долгое время русская журналистика не умела ценить талантливых «малых» поэтов, имеющих свое несомненное значение в развитии литературы, в распространении новых форм, в укреплении достигнутых преобразований. Это отразилось на литературной репутации Василия Львовича. В исторической перспективе необходимо признать положительное значение его тщательной разработки разнообразнейших поэтических жанров — посланий к друзьям, басен и сказок в духе Лафонтена, подражаний Горацию и Парни, сатирических поэм, эпиграмм, мадригалов, альбомных стихотворений, экспромтов, «буриме» (стихов на заданные рифмы), наконец, его плодотворную работу над поэтическим языком. В общем этот довольно обширный словесный труд прилежного стихотворца послужил некоторой начальной школой для его племянника. «Вовсе недюжинный стихотворец», — так отозвался впоследствии о Василии Пушкине строгий критик Вяземский.

Разнообразие этих лирических жанров позволяет отчасти судить и о характере творчества самого хозяина салона. Дошедшие до нас в очень небольшом количестве опыты Сергея Львовича представляют собой дружеские послания, альбомные стихотворения, любовные элегии. Создавал он их с большой легкостью, часто в порядке импровизации. По свидетельству современников, он обладал врожденной способностью писать и даже говорить стихами. Выдающаяся лингвистическая одаренность Сергея Львовича давала ему возможность с одинаковой непринужденностью рифмовать по-русски и по-французски. Он был большим мастером «стихов на случай» и охотно заполнял альбомы друзей и знакомых своими стансами.

Его подросток-сын, присутствуя на диспутах, знакомится с образцами поэзии, слушает эпиграммы и пародии. Он начинает понимать, что литература — не просто мирное сплетение рифм, но непрерывная борьба, столкновение мнений, нападение и защита. Сильные поэтические образы могут вооружать к битве, а меткий стих убивает противника. Об этом говорили друзья Карамзина, с насмешкой и презрением отзываясь о своих антагонистах — Шишкове, Хвостове, Шаховском. Жизнь литературы напоминает войну, и, чтобы победить, необходимо дружно итти в ногу с армией единомышленников, осыпая противника всеми стрелами сатирической полемики.

Из родного дома Пушкин вынес богатые речевые впечатления. Родители его в совершенстве владели французским языком; гувернеры и эмигранты придавали ему новый блеск бойкими интонациями парижского диалекта. Бабка Ганнибал славилась замечательным знанием русского языка, а по сложным обстоятельствам своей личной жизни могла обогащать свои рассказы о прошлом рядом терминов официального слога XVIII века, военного и морского лексикона, особыми словечками провинциального просторечия и вычурным «штилем» старинной приказной волокиты. Нянюшки, дядьки, дворовые, крепостные — все эти суйдинские, кобринские, болдинские, захаровские уроженцы — не переставали рассыпать в своих разговорах, песнях и сказках обильную и драгоценную руду живого народного слова. Проповедник Беликов приводил на своих уроках архаические славянские тексты. В устах гувернанток звучала немецкая речь, впрочем, нелюбимая в семье Пушкиных: даже замечательный языковед Василий Львович сознавался в своей малой склонности к слову Шиллера и Гёте. Зато мисс Белли читала с Оленькой «Макбета» и сообщала ее брату первые познания в языке, на котором писали любимцы русского читателя тех лет — Стерн, Грей, Томсон. Рядом с Шекспиром здесь раздавались стихи Расина и Мольера, Вольтера и Лафонтена, Жуковского и Батюшкова. Плавные монологи французских трагиков, вольные размеры басен, легкие строфы «мимолетной поэзии», прихотливые ритмы народных песен — все это постоянно звучало и пело в доме, где рос Александр Пушкин. В культурных, в собственно поэтических и чисто словесных впечатлениях у него не было недостатка.

И все же детские годы оставили у Пушкина мало отрадных воспоминаний. Недоставало душевного внимания к своеобразной внутренней жизни ребенка, даже самой обыкновенной нежности к нему. До сих пор не вполне выясненные обстоятельства рано вызвали непонятное охлаждение родителей к старшему сыну, столь контрастирующее с их обожанием младшего — Льва (родился в 1805 году). Впоследствии хорошо осведомленные о всех обстоятельствах жизни Пушкина его начальники по Коллегии иностранных дел сообщали в официальном документе: «Исполненный горестей в продолжение всего своего детства, молодой Пушкин покинул родительский дом, не испытывая сожаления. Его сердце, лишенное всякой сыновней привязанности, могло чувствовать одно лишь страстное стремление к независимости…» Есть основание полагать, что этот отзыв был подсказан Карамзиным, пытавшимся в то время смягчить участь ссылаемого поэта. Немного позже знавший членов семьи и личных друзей поэта Анненков уверенно сообщал, что до самого 1815 года родные смотрели подозрительно на творческие занятия Александра: «Поэзия молодого Пушкина казалась шалостью в глазах близких ему людей и встречала постоянное осуждение».