Всеволод Овчинников - Калейдоскоп жизни Страница 11

Случилось так, что перед моим тридцатилетием, осенью 1956 года, меня в Китае едва не расстреляли, приняв за диверсанта.

Накануне 8-го съезда компартии Китая я решил посетить революционную столицу Янань на Лессовом плато. Там почти двумя десятилетиями раньше, сразу после Великого похода, собирался предыдущий 7-й съезд КПК. Добраться туда было трудно. Зато побывал в пещерах, где жили руководители китайской революции и представитель Коминтерна со своим радистом, где когда-то начинало работу агентство «Синьхуа». Словом, собрал материал для очерка «От Янани до Пекина».

Уже собирался в обратный путь, когда местные власти сообщили, что мне, по-видимому, предстоит задержаться в Янани еще на неделю. Синоптики предвещали ливневые дожди, и ездить на автомашине по Лессовому плато становилось опасно.

Лесс в излучине Хуанхэ образовался из древних илистых отложений Желтой реки. Места тут засушливые, но когда муссон приносит дожди, почва превращается в кисель и легко вымывается водяными потоками. Так и возник здешний экзотический ландшафт, напоминающий знаменитый каньон Колорадо — плосковерхие холмы, изрезанные глубокими ущельями. По их почти отвесным склонам вьются проселочные дороги. Строить их, как и пещерные селения, легко. Но стоит пройти дождю, повсюду начинаются оползни.

Задержаться в Янани еще на неделю я категорически не мог. Это означало бы опоздать на 8-й съезд КПК, на который должна была прибыть делегация КПСС, включающая моего главного редактора. Поэтому решил положиться на русский авось: ехать-то меньше трехсот километров, на европейских автострадах вообще не расстояние.

Кроме водителя, нас в джипе было трое: собкор «Жэньминь жибао» в провинции Шэньси, оператор китайской кинохроники и я. Примерно половину пути успели проскочить до дождя. Но как только стемнело, небеса буквально разверзлись, хлынули потоки воды. Наш джип накренился, будто салазки, и заскользил по склону. Я навалился всем телом на китайского коллегу.

Выбравшись наружу, порадовались: целы и невредимы. Водитель сказал, что до рассвета останется в машине, а мы принялись карабкаться по обрыву. Это было похоже на кошмарный сон. Проползешь по грязи метров пять вверх — и снова срываешься вниз. Наконец, зашагали в кромешной тьме по кромке дороги. В Китае деревни разбросаны густо: едва скрывается из виду одна, показывается другая. Но на Лессовом плато мы брели добрых пару часов, пока не услышали собачий лай.

Дом на краю деревни, судя по добротным воротам, принадлежал бывшему помещику. Разбуженный среди ночи хозяин пустил нас внутрь. Мои спутники стали расспрашивать: как называется деревня, далеко ли до железнодорожной станции. Уже потом мы поняли, что подобные вопросы людей, словно свалившихся с неба, не могли не насторожить его.

Дело было в разгар кампании под лозунгом: «Непременно освободим Тайвань!» Страна была помешана на поисках гоминьдановских агентов. И трое незнакомцев, один из которых к тому же с иностранной внешностью, естественно, вызвали подозрение.

Хозяин угостил нас чаем и пошел позаботиться о ночлеге. Через полчаса в фанзу ворвались ополченцы с дробовиками. Нас связали и заперли в сарае. Утром принялись допрашивать. Меня особенно встревожило, что предъявленные мною документы староста держал вверх ногами — в деревне не было грамотных. Допытывались: «Где ваши парашюты?» Мы твердили, что ехали из Янани на автомашине. Но посланные на ее поиски люди вернулись ни с чем.

В конце концов всех жителей собрали на митинг. Нас со связанными за спиной руками поставили на колени перед толпой. Ополченец придавил мне шею ногой в соломенной сандалии и приставил ружье к виску. Не раз видел по телевидению, что именно в такой позе совершаются публичные казни.

Часть участников сходки требовала, чтобы нас расстреляли немедленно. Другие предлагали отправить нас в уезд, чтобы нашей казнью «воспитать более широкие массы». В конце концов я нарушил молчание, которое хранил по просьбе своих спутников. Сказал по-китайски, что мы действительно агенты. Если они нас казнят, председатель Мао не получит важных сведений о планах врага. Нас, мол, надо сдать в уездное управление общественной безопасности.

К нашей радости, староста с этим согласился. Просидели еще ночь в запертом сарае, а на следующее утро приехал вездеход с оперативниками. Нас посадили в зарешеченный фургон и через пару часов доставили в уезд. Ну а там уже знали, что нас повсюду ищут. Вечером я был в гостинице для советских специалистов в Сиани. Налил полный стакан коньяка и тут у меня вдруг стало дрожать левое колено — дал о себе знать накопившийся стресс. Сразу после возвращения в Пекин по уши окунулся в освещение 8-го съезда КПК. Две недели спал по три часа в сутки, ибо «Правда» ежедневно отводила этой теме целую страницу. (Газету доставляли из Хабаровска самолетом и раздавали делегатам вместе с «Жэньминь жибао».)

В завершающий день съезда в комнату для иностранных корреспондентов неожиданно вошел Мао Цзэдун и спросил:

— Кто тут из «Правды»?

— Это я, — робко произнес я.

Великий кормчий протянул мне свою пухлую руку и, как всегда афористично, изрек:

— Потрудился так потрудился. Освещал съезд хорошо!

Так самый опасный эпизод моей работы в Китае почти сомкнулся во времени с самым триумфальным. Ибо после личного рукопожатия Мао китайцы стали почитать меня чуть ли не как святого.

Я отправился в поездку по сельским районам Китая. Дело было в начале 50-х годов в провинции Хэнань. Автомобильных дорог в глубинке еще не было. Меня возил ослик, запряженный в двухколесную арбу. Провел несколько ночей на постоялых дворах. Слава Богу, в Северном Китае зимой спят на канах — теплых лежанках, под которыми, как и в русских печах, проходит дымоход.

Наконец приехали в уездный центр. Местное начальство по традиции устроило яньхуй, то есть банкет. Перед гостем положили меню из шестнадцати блюд и двух остро-кислых отрезвляющих супов. Стали разливать в крохотные пиалочки золотистую жидкость. Я подумал, что это шаосинское вино, по крепости аналогичное японскому саке — 18–20 градусов. Его пьют именно так: керамические графинчики подогревают в тазу с водой.

Первое лицо произнесло тост: за председателя Мао и председателя Ма (то есть Маленкова). Я выпил и оторопел: в фарфоровом наперстке было пиво, нагретое до температуры чая. Оказывается, кто-то поведал хозяевам, будто иностранцы, коих тут никогда не бывало, любят некое «вино пи». За ним пришлось съездить на железнодорожную станцию.

После первого тоста было предложено выпить за китайско-советскую дружбу, за победу мира и социализма, за светлое будущее человечества. Потом раскрасневшиеся хозяева стали по очереди подходить с предложениями отдельно выпить за комсомол, за профсоюзы, за армию, за госбезопасность и так далее. Когда процедура повторилась по второму кругу, девять изумленных хозяев поинтересовались: сколько же московскому гостю надо выпить «вина пи», чтобы хоть как-то захмелеть?