Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья Страница 11

Трудная задача у председателя. С одной стороны, и похвалиться не грех: вот, мол, наши куда пошли… А с другой стороны – хозяйство. Благополучие деревни зависит от тех, кто мимо памятника ходит сегодня в школу…

А есть ли сегодня в деревне фамилия Ломоносов? Оказалось, нет. И не было с тех пор, как ушел в Москву Михаил и умер его отец Василий Дорофеевич. А чтят ли память? Чтят. Колхоз называется именем Ломоносова, школа имени Ломоносова. Портрет земляка в белом завитом парике висит в правлении рядом с портретом Ленина. Мальчишки, с которыми я познакомился около школы, очень толково и не без гордости рассказали гостю о земляке.

Где-то в какой-то российской деревне растет сегодня пока еще неведомый никому Ломоносов.

Потомок Ломоносова Лопаткин Дмитрий Михайлович. Самое дорогое, что осталось у старика, – медаль с изображением предка.

Подсчитано: в разных местах живет более сотни дальних родственников Ломоносова. В самой деревне живет только один из них: Лопатин Дмитрий Михайлович. Мне о нем рассказали еще в Архангельске: «Обязательно попроси показать медаль, она у него всегда в кармане». Старику без года девяносто. Белобородый. Моргает слезящимися глазами и сразу же после двух слов знакомства лезет в карман.

– Медаль, дедушка?

– Медаль! – радостно сообщает старик. – Я родня ему…

Старик долго служил почтальоном. В 61-м году, когда справляли юбилей Ломоносова, ему определили пенсию и в связи с родством подарили юбилейную медаль с изображением предка. Медаль, кажется, продлила старику жизнь. Счастлив. С удовольствием сидит в президиумах, ходит на пионерские сборы…

Я уезжал из деревни по весенней распутице. В этом году необычно рано пришла весна на Двину. На ветках сидели скворцы. На проталине молодые земляки Ломоносова гоняли футбольный мяч. Я сделал порядочно снимков в деревне. Уже в редакции разложив их, выбрал вот этот. Над рекой возле лодок стоит мальчишка. Стоит и глядит туда, где с горизонтом сливаются красные прибрежные ивняки. Я подумал: может быть, вот так же и даже на этом месте стоял и Михаил Ломоносов. И подумал еще: сколько у нас деревень и сколько растет мальчишек. И среди мальчишек есть где-то, растет пока еще неведомый никому Ломоносов.

Снимок деревни с воздуха сделан с помощью летчиков «Аэрофлота». Командир вертолета – Валерий Гопко.

Березовый сок

В полях уже черным-черно. Я подумал: и в лесу уже можно ходить. Но ошибся. Лес еще забит снегом. Снег рыхлый, в черных соринках, свищах. Ноги не держит, и следы сейчас же наполняются темной водой. Решимости пройтись по своей зимней лыжне хватило на сотню шагов. Верхушка у снежных пластов уже съедена солнцем и весенним туманом. Все, что за долгую зиму увязало в снегу, лежит снаружи. Кольцо от палки, чья-то варежка, растрепанное мышиное гнездо… Тяжело идти. Стараясь попадать в свои же следы, возвращаюсь к дороге. Дорога сухая и звенит под колесами. От машинного тепла придорожная полоса леса уже без снега – лужи и струйки пара между березами. Подсыхают припечатанные к земле снегами прошлогодние листья. Почти сплошь проталины покрыты рыхлыми бугорками перемолотой кротами земли. И уже кое-где на самых теплых местах пробились сквозь листья зеленые гвоздики первой травы.

Пробуждение.

В гуле машин на дороге я вдруг услышал песню. Зеленый фургон катил по асфальту, и песню не очень умело, но громко и радостно пел шофер. Милиционеры не любят поющих шоферов… Так и есть, останавливает. Козырнул, наклонился в кабину… Нет, ничего, пошел зеленый фургон. Весна! Сам милиционер, улучив минуту, прыгнул на кочку посреди лужи, ломает побеги ивы. Оглядев в вытянутой руке букет, милиционер несет его к мотоциклу…

Весна голосов. Пригибаясь, ошалело кричит на телеграфном столбе ворона. Над лесной прогалиной трепещет, заливается жаворонок. В светлых березняках – теньканье, посвисты, невнятное щебетание. Под снегом в лощине течет, булькает вода. Сорока летит над лесом и держит в клюве непомерно тяжелый для нее прутик березы…

Я присел на пенек закусить… Даже маленький остаток хлеба всегда совестно бросить. Заостряю ветку березы и накалываю ломоть в надежде: поедят птицы. И вдруг с обрезанной ветки на руку – частые капли. Березовый сок! Прилаживаю крышку от термоса. Пока вожусь у костра, из березы в «бадейку» до краев натекает сладковатая холодная влага.

От питья, кажется, даже хмелеешь. Еще раз приладив к ветке «бадейку», глядишь, как падает капля за каплей березовый сок, и думаешь: вот и еще одна весна. И радостно и немного грустно. А за спиной в светлых березняках свист, щебетанье и время от времени шорох – оседает под солнцем последний снег.

Край Москвы

Широка страна моя…

Попавшему в Москву первый раз кажется: у нее нет края. Глянешь с Ленинских гор – сзади Москва и впереди за горизонт в дымку уходит Москва. Пятьдесят лет назад в городе жило около двух миллионов людей. Теперь – шесть с половиной…

Едущий на поезде не замечает края огромного города. По радио торжественно объявляют: «…в столицу нашей Родины…» Пассажир стоит у окна разочарованный. В эту минуту он не видит города, которого ждал. Старые шпалы, бараки, штабеля бочек, досок, ржавое железо, белье на веревке… К сожалению, у всех почти старых и больших городов мира «входные двери» не очень привлекательны. И все-таки можно и обязательно надо благоустроить «ворота» нашей столицы. Убрать мусор, хлам, насадить деревья, кое-что обновить, покрасить. В этом году это был бы тот естественный случай, когда к празднику в доме наводят порядок. Можно назвать ведомства, которым надо в первую очередь позаботиться: Моссовет, Министерство путей сообщения СССР. Но, наверное, и все москвичи, и комсомольцы в первую очередь, не откажутся взять в руки веник. Один-два серьезных субботника по примеру того, что был когда-то в Кремле, и дело будет хорошо сделано…

Но есть у Москвы край, где приезжающий сразу же после деревенек, лесов и пашни видит начало чистого высокого города. Поле, фронт строительства – и сразу асфальт, зеркальные витрины, россыпь огней на этажах. Это молодая Москва, Юго-Запад. В этом месте особенно хорошо видно, как растет древний город. Метро тут выходит в поле за город. В трех шагах от выхода летом собираешь цветы, а зимой выходи – прямо на лыжи. Край города все время движется. Я уже лет десять вижу эти места. И всякий раз стоишь удивленный: дома подступили к овражку… дома перешагнули овраг… Вот тут, на месте этого магазина, помню, поломал лыжу…