Игорь Курукин - Анна Иоанновна Страница 11

Анна просила Екатерину походатайствовать, чтобы «батюшка-дядюшка» разрешил пользоваться частью денег, собранных с её же владений, или хотя бы оберегал средства, уже «определённые» на содержание курляндской герцогини, от растраты её матерью, самоуправной царицей Прасковьей.

Между тем, несмотря на бедность курляндского двора, через руки Бестужева проходили значительные суммы: с разных герцогских владений-«амптов» было получено почти 273 тысячи талеров «контрибуции». Через него российское правительство постепенно выкупало заложенные герцогские имения; таким образом, за несколько лет было за 87 370 талеров приобретено 13 хозяйств с ежегодным доходом не менее 14 тысяч талеров. Он ведал и расчётами с герцогскими заимодавцами, и отдачей этих имений в аренду местным дворянам, тем самым создавая партию «благожелательных» к российской короне.

Хозяйственные заботы Бестужева были, видимо, не совсем бескорыстными, но до поры это Анну не беспокоило, тем более что оборотистый обер-гофмейстер умел добывать для неё деньги. Сохранилась расписка от 25 апреля 1726 года с подписью и печатью герцогини в получении ею взаймы от Бестужева десяти тысяч «добрых альберцких талеров» под залог имения Альтбергфрид «с мужичеством и со всеми угоди». В 1723 году она повелела отпускать Бестужеву по 50 пудов ржи в месяц, дрова и свечи «ко двору его потребности»{70}. Не заботили Анну и утверждаемые ею расходы Бестужева — либо она не была рачительной хозяйкой, либо всецело доверяла ему. Явно при поддержке Анны Бестужев в 1725 году стал действительным статским советником, а в следующем году — тайным советником.

Однако можно утверждать, что в 1720-х годах доходы от сданных в аренду курляндских имений поступали в Петербург неравномерно. Возможно, разочарование в Бестужеве и заставило вдовствующую герцогиню резко и навсегда изменить к нему отношение. Тому виной могли быть не только банальные хищения, но и амурные похождения пожилого управляющего. В мае 1727 года в Петербург поступил донос, что «pan jeneral Bestuzew Rumyn… kradnie W. I. Mosey у wodzi do siebie frelin Bironowe i iey daie po tysioncu taliarzow, z magazina wengiersky wina, miensa, monky», в то время как прочие дворцовые служители умирали с голоду; сообщалось, что он уже обокрал герцогиню на 20 тысяч рублей и завёл с фрейлинами побочных детей{71}. Так в подмётном письме всплыла фамилия незнатного курляндского семейства, которое к тому времени оказалось связано с маленьким двором Анны Иоанновны.

Чем занимался юный Бирон до знакомства с Бестужевым, неизвестно. Манштейн в мемуарах указал, что будущий герцог якобы пытался, но не сумел попасть в служители царского двора, «по возвращении в Митаву он познакомился с г. Бестужевым… обер-гофмейстером двора герцогини Курляндской; он попал к нему в милость и пожалован камер-юнкером при этом дворе. Едва он встал таким образом на ноги, как начал подкапываться под своего благодетеля; он настолько в этом успел, что герцогиня не ограничилась удалением Бестужева от двора, но ещё всячески преследовала его и после»{72}.

Место при бедной и безвластной герцогине не могло стать объектом большой конкуренции; к тому же и Бестужеву нужны были энергичные и исполнительные тамошние уроженцы для управления разбросанными по стране имениями. По-видимому, иного пути у сына бедного, да еще и имевшего сомнительное происхождение помещика не было — курляндское рыцарство не считало Бирона за своего (впоследствии это сказалось на его отношении к родовитым фамилиям).

Большинство историков считают, что знакомство Бирона с Анной произошло в 1718 году. Скорее всего, так оно и было; их встреча состоялась, по-видимому, с помощью уже служившего герцогине камер-юнкера Германа Карла Кейзерлинга. Анна должна была рано или поздно столкнуться с Бироном у себя в замке: при маленьком дворе появление всякого нового лица — событие. Другое дело, что молодой человек едва ли сумел сразу произвести впечатление и тем более «подкопаться» под опытного и влиятельного Бестужева.

К 1720 году Бирон дослужился до управляющего имением Вирцава. Управителем он был исполнительным и энергичным — об этом свидетельствуют его донесения Бестужеву: «Докладываю, что за время моего отсутствия садовник посадил 300 лип. Я подбадривал садовника добросовестно работать, применяя все свои знания… Но этот парень весь день прогуливался по саду и ничего не делал, поэтому я велел его выпороть. В субботу и в понедельник тоже всё продвинулось настолько успешно, что посажено 700 лип и 200 вишен»{73}. И всё же заботы сельского хозяина: учёт урожая, составление отчётов о проведённых полевых работах и описей конюшни и инвентаря — не предвещали взлёта карьеры и уж тем более его романтических подробностей.

Через два года он уже стал камер-юнкером и был обвенчан с придворной дамой герцогини Бенигной Готлибой Тротта фон Трейден 25 февраля 1723 года в митавском дворце. Однако предполагать наличие страстного романа с герцогиней, якобы лично подобравшей ему пару для маскировки, оснований пока нет. Молодая жена Бирона, судя по имеющимся портретам, была не слишком похожа на созданный в литературе образ горбатой, глупой и «совершенно неспособной к супружеской жизни» особы. Супруга английского резидента в Петербурге леди Джейн Рондо писала в 1730-х годах: «У неё прекрасный бюст, какого я никогда не видела ни у одной женщины», — хотя при этом и добавляла, что она «так испорчена оспою, что кажется узорчатою».

Что ж, оспины в XVIII столетии портили немало прелестных лиц, и многие портреты той эпохи льстили оригиналам.

Однако нам известны тёплые письма Бирона жене. «Целую своего сына, мой ангел, твой верный слуга Э.И. Бирон», — радовался молодой камер-юнкер 19 марта 1724 года рождению первенца. Старший сын Эрнста Иоганна Пётр (будущий последний герцог Курляндский) родился 15 февраля 1724 года в Елгаве; вопреки точке зрения некоторых исследователей, он не может быть ребёнком Анны{74}. Косвенным доказательством непричастности Анны к его рождению является предпринятая в 1739 году попытка фаворита сосватать за него племянницу императрицы, мекленбургскую принцессу Анну Леопольдовну. Возможно, для циничного и честолюбивого Бирона близкое родство и не являлось препятствием к свадьбе, но богобоязненная Анна Иоанновна едва ли согласилась бы на кровосмесительный брак.

Анне в это время опять подыскивали женихов — на этот раз уже «доброжелательные» курляндские дворяне представили в Петербург список из семнадцати кандидатов в возрасте от трёх месяцев до сорока лет. Но и этот манёвр остался безрезультатным: главный и реальный претендент, ландграф Георг Гессен-Кассельский, был младшим братом шведского короля и потому категорически не устраивал Петра I.