Дети-эмигранты. Живые голоса первой русской волны эмиграции 1918-1924 - Коллектив авторов Страница 11

Некоторые заключения детей по-детски неожиданны.

«Когда мы проезжали берег Италии, то нам отдавали честь немцы».

«Этот дом называли сумасшедшим, потому что там жило много детей».

«Когда я ехала, мне было очень весело. Папа по дороге заболел, и нас обокрали».

«Однажды снаряд попал к нам в квартиру, был страшный переполох, т. к. мы еще не привыкли к таким случаям».

«Поезд назывался “Максим Горький”, и действительно мы поехали не спеша».

Изредка дети шутят, иногда иронизируют.

«В Константинополе я сел на “Австрию” и поехал в Сербию и надеюсь со временем вернуться в Россию».

«Одного мальчика спросили: “Ты коммунист?” – на что он ответил: “Нет, я православный”».

«Ехали мы в тесноте и в обиде».

«Было найдено много контрреволюционного, то есть чайные ложки, мамины кольца и т. д.».

«Золотые часы, которые папа оставил мне, приняли за оружие».

«И грабили по мандатам и без мандатов».

Вот некоторые отзывы и определения.

«Это были гады, пропитанные кровью, которые ничего не знали человеческого».

«Я начинала чувствовать ненависть к большевикам, а особенно к матросам, к этим наглым лицам с открытыми шеями и звериным взглядом».

«Часто попадались зеленые, т. е. дезертиры».

«Наш поезд был остановлен зелеными, т. е. разбойниками, которые жили в горах и нападали на поезд и на проходящих пешеходов».

«Я пошел в комнату и увидел, что какие-то люди лежат и стреляют; они себя называли зелеными; я не понимал, что это за люди, – на другой день они были красные».

«Вскоре начались так называемые дни бедноты, это у всех отбирали белье и вещи».

«Помню злых комиссаров, которые называли друг друга товарищами».

«Мама не могла приехать ко мне, потому что большевики буянили».

«У нас появилась чрезвычайка и разные большевистские выдумки».

«В это время был сильный голод, и каждый человек молился Богу, чтобы дожить свою жизнь до конца».

«Все стали грубыми, озлобленными и голодными».

«Наступило мучительное время, когда все забирают, и сам не знаешь, может быть, и тебя возьмут».

«Из России, как из дырявой бочки, все более и более приливало красных» [30].

«Из России я уехал по следующим причинам: когда наши неприятели начали нас беспокоить, то мы были принуждены выехать оттуда в другой город».

«Комиссар сказал, что паспорт наш венгерских подданных и что он не имеет права расправляться с нами».

«Об этом ужасном годе у меня остались смутные воспоминания, т. к. я была еще довольно мала, но все же помню его, помню что-то красное вокруг».

«Стали делать что-то с царем и выпускать каторжников… Папу увели в тюрьму из-за каких-то бумаг и взяли много вещей».

«Это были большевики, которые вскоре заняли нашу родную землю».

«И жили мы очень хорошо, но вот случилось несчастье – пришли большевики и разграбили все русские владения».

«Большевики все больше и больше забирали русскую землю».

«Я понял, что при большевиках, как они себя называли, нам, русским, хорошо не будет».

«Я спрашивал у своей матери: зачем это все, разве наша родина будет населена другими? Но мать только молча кивнула головой».

Вот образцы уже не определений, а суждений и сентенций, имеющих характер некоторых заключений [31].

«Я купил себе красную ленту и повесил над кроватью, но потом, когда узнал в чем дело, проклинал себя за то, что купил эту паршивую ленту».

«Я сначала думала, что все делается к лучшему, но потом дела пошли хуже, и я поняла, что такое революция».

«Началась революция. Несмотря на свои десять лет, я сразу же понял, что все кончено».

«Помню выкрик одной старухи по их адресу: “У, проклятые! Ишь понацепили красного тряпья, так и Россию кровью зальете, как себя бантами разукрасили”. И оно так и вышло».

«Они собирали людей и говорили, что все будут равны между собой, и что они будут помогать бедным, и что все будут товарищи. Но все вышло наоборот. Голод, притеснения, убийства».

«Мой папа был полковник, дед генерал, и поэтому мы не могли оставаться больше».

«Я увидел израненных офицеров, только что возвратившихся с фронта и нашедших конец свой на родине».

«Ложась спать, я забыла помолиться Богу, и в эту ночь убили папу».

«Опять начались обыски и расстрелы, идя по улице, чувствовался запах тления, приносимый всегда с собой большевиками».

«Я почему-то была уверена, что мы не скоро вернемся обратно, потому что уж очень тяжело было уезжать из России».

«Россию посетил голод, мор и болезни, она сделалась худою, бледною, оборванною нищенкою, и многие покинули ее со слезами на глазах. Бежали от нее и богатые и бедные».

«Штыками, пальбой провожала меня Родина. Прощай, больная Мать!»

«Наконец обрушился камень на Россию и раздавил ее».

«Человечество не понимает, может быть, не может, может быть, не хочет понять кровавую драму, разыгранную на родине… Если бы оно перенесло хоть частицу того, что переиспытал и перечувствовал каждый русский, то на стоны, на призыв оставшихся в тисках палачей ответило бы дружным криком против нечеловеческих страданий несчастных людей».

Приводимые ниже детские отклики на все ими виденное и испытанное, уже не рассуждения, а преимущественно описания, короткие отрывки воспоминаний, редко размышления, так разнообразны не только по внешнему содержанию, но и по внутреннему смыслу, в них заключенному, что, не поддаваясь какой-либо несложной классификации, они располагаются нами по чисто внешнему признаку последовательности описываемых событий. Лишь некоторые мы считаем нужным оттенить.

«Помню первый день революции, я подошел к окну и увидел, как с крыши напротив поднялся голубь и тотчас свалился, подстреленный пулеметом».

«Когда я первый раз вышел из дома, я думал, что на каждом шагу меня укусит собака, и я боялся привидений».

«У нас в печках пеклись куличи, но они сплющились и не могли подняться от сотрясения и гулов орудий».

«Показался грузовик… на нем сидели бабы с красными платками; за ними шла пехота, а за пехотой кавалерия».

«Я до того была напугана большевиками, что ходила, держась за мамино платье; но все-таки я заболела – у меня было потрясение мозга».

«Однажды я пошла