Варлен Стронгин - Любовь Полищук. Безумство храброй Страница 11

Можно считать, что и с устройством в Москве Полищук повезло больше, чем Евдокимову. Она – член постоянного коллектива «На эстраде – омичи», обеспечена крышей над головой – общежитием, о ее учебе и репертуаре заботятся режиссер и заведующий литературной частью студии. Лично ее учебу курирует начальник Росконцерта Юровский, и наконец ее принимают на работу в самый крупный и значимый коллектив Росконцерта – Московский мюзик-холл. Она сразу – на виду, но в творчестве пока ничем особенным не выделяется, читает хорошо, но обыкновенные тексты, не вызывающие такой зрительский интерес, как монолог «Душа населения» у ее предшественницы на эстраде в женском сольном номере – великой Марии Владимировне Мироновой. Монолог Мироновой написан блистательно одним из самых лучших, если не лучшим, автором эстрады Владимиром Дыховичным: «В газетах пишут о том, сколько и чего приходится в стране на душу населения, сколько угля, нефти, газа, металла и других полезных ископаемых, помимо всего прочего. А ведь душа населения – это я. Я и есть душа населения. И только я знаю, чего мне хватает, чего не хватает, чего бы хотелось, какой колбасы, как у меня обстоят дела с марганцем, свинцом, хватает ли прокатного металла…»

Чтение такого остросоциального монолога Любе Полищук никогда не разрешили бы – ни по отсутствию авторитета, набранного и заслуженно народной артисткой СССР Марии Мироновой в ее предыдущих и отличных программах, ни даже по возрасту молодой актрисы, слишком молодой души населения для серьезных размышлений.

Тем не менее не знаю – догадывалась ли Люба, что в каждой концертной организации существует свой ранжир артистов, и в зависимости от их мест в этом ранжире их допускают на те или иные концертные площадки – на лучшие, второстепенные и сельские. Лучшие безоговорочно отдавались Марии Мироновой, но актриса уже находилась в довольно преклонном возрасте, и на ее место предполагалась Любовь Полищук. Не знаю – ведала ли Люба об этом. А то могла бы довольно беспечно и обеспеченно просуществовать на эстраде. Конечно, не без трудностей, не без постоянной и кропотливой работы с авторами, борьбы с массой завистников. Возможно, Люба об этом знала, но уже в мюзик-холле, увидев зачатки театра, была пленена чудодейственным созданием спектаклей, когда разные по амплуа и таланту артисты создают нечто целое, умное и прекрасное, оставляющие память не только в сознании массового обывательского зрителя, но и целых поколений истинных любителей искусства.

И еще ее пугали козни завистников. Стоило ей эффектно отсняться в фильме «12 стульев», лишь во фрагменте, и ее заметили, взяли на прицел коллеги. О ней начали злословить, следить буквально за каждым поступком, за тем, кому она улыбнулась, кто их мужчин ей оказывает особое внимание, кто после концертов провожает домой, и к ней, доброжелательной и скромной молодой женщине, прикрепили клеймо хищницы – «полищучка». И между собой иначе не называли. А она была в том прекрасном возрасте, что прозван возрастом любви, она, красивая и обаятельная, нравилась многим мужчинам, и были среди них те, что нравились ей. Тем не менее надо много работать, читать, смотреть спектакли коллег, и, чтобы успевать за жизнью, она вынужденно и с болью в сердце отдает Алексея в интернат. И делает все, чтобы приблизить время, когда они снова смогут жить вместе.

Однажды мы с Любой совершенно случайно встречаемся в Театре на Таганке на любимовском спектакле «Мастер и Маргарита». Удается сесть рядом. Она не отводит глаз от сцены, рассматривая декорации, наверное, предвкушая удовольствие от ожидаемого зрелища. Она говорит мне, что дважды прочитала роман, что обалдела от него.

«Обалдела» – ее слово. Потом я узнаю, что она набралась немало эстрадных жаргонов, даже может залепить матерком, но не решаюсь осудить ее за это. То ли не хватает смелости, то ли от понимания того, что она делает это специально, чтобы казаться своей среди артистов, снизить тем их негативное отношение к ее таланту. Мол, смотрите – я такая же, как вы, могу ругнуться, пропустить с вами рюмку-другую. Мне кажется, что в ее устах даже мат звучит ненарочито и столь естественно, что вызывает не отвращение, а улыбку. По крайней мере – снисходительную.

В наиболее напряженные сцены спектакля меня не покидает ощущение, что Любы рядом со мной нет, что она на сцене священнодействует с участниками спектакля. Ее присутствие на соседнем кресле иногда выдают лишь учащенное дыхание и вспышки черных глаз.

Кончается спектакль. Зрители аплодируют стоя.

– Он – гений! Гений! – восклицает Люба.

– Кто? Булгаков или Любимов?

– Оба! Но почему Любимов после спектакля на поклоны первыми выпускает актеров, играющих Мастера и Маргариту. А только потом актеров из свиты Воланда. Ведь успех у свиты значительно больше, чем у главных героев. Смотри – на сцене снова главные. В чем дело – не пойму?

Я тоже задумываюсь, и версия разгадки этого приема великого режиссера приходит быстро.

– Понимаешь, Люба, Булгаков не писал «Мастера и Маргариту» как пьесу. А она заключается в судьбе Мастера и Маргариты, а не в эпизодах со свитой, выглядящих на сцене очень забавно. Любимов специально пошел на нарушение театральных законов – не выпускать первыми на поклон артистов, имеющих наибольший успех в спектакле. Он желает сказать зрителям – это театрализованный роман и его главные герои – Мастер и Маргарита, думайте о них. Переживайте их судьбы.

Люба морщит лоб, видимо, внутренне споря со мной, но постепенно моя мысль все-таки овладевает ее сознанием.

– Умничка, – говорит она мне и одаривает очаровательной улыбкой. – Надо с тобой ходить в театры, – приветливо машет она мне рукой и ступает в раздевалку, где ее ждет жгучий брюнет, готовый накинуть на ее плечи теплую шубу.

В отличие от Любы, ее сын Алексей не все свободные вечера проводит в театре и признается: «Увы, не могу назвать себя дисциплинированным спортсменом, готовым к самоистязаниям. Вот мама могла… репетировать до изнеможения. Пока не получится то, что она задумала. У каждого мужчины должен быть свой дом, где живет его семья. И дети должны расти на природе, а не на улице. И друзья в доме должны жить неделями, и чтобы этот котел и кипел эмоциями… Это мечта всей моей жизни. Мне очень хочется вернуть ощущение того детства, когда мы все жили в трехкомнатной квартире в Омске: я, мама, ее брат, сестра, бабушка, дедушка и кошка. Мы ведь все, несмотря на возраст, хотим вернуть самые сладкие ощущения детства, когда мы только открывали мир, и все было свежо и ново. И нам все в нем безумно нравилось, и мы жили в постоянном ощущении счастья.

Когда ты вырастаешь и понимаешь, чего стоит взрослая жизнь, испытываешь жуткое разочарование. Но я буду стремиться к поставленной цели и не отступлюсь…»