Михаил Филиппов - Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность Страница 11

Зато во время штурма 30 августа из всех начальников один Скобелев заслуживает безусловной похвалы. Предпринятая им по личному усмотрению атака редутов, прозванных затем Скобелевскими, могла бы повернуть бой в нашу пользу и даже решить участь Плевны, если бы другие начальники сумели поддержать вовремя энергичного генерала. Но как поддерживали Скобелева, видно хотя бы по следующему примеру: когда Скобелев едва уже мог держаться против наступавших на него превосходных сил Османа-паши, Зотов не прислал ему подкрепления единственно потому, что не желал принять в расчет румынских резервов, ставя их ни во что и руководствуясь при этом досадою на свое подчинение принцу Карлу. Если бы генерал Зотов отправил даже бригаду пехоты и 30 орудий на левый фланг, то мы могли бы отбить и пятую атаку турок на Скобелевские редуты. После падения Плевны Осман-паша и его генералы открыто говорили, что, отбей мы эту последнюю атаку на генерала Скобелева, турки решились отступить ночью[7].

План Скобелева атаковать редуты № 1 и 2 был действительно гениален и поразил турок и самого Османа-пашу своей неожиданностью, даже дерзостью. Не удивительно, что Осман-паша направил сюда свои главные силы. Общая атака была назначена в три часа, но на Зеленых горах бой начался гораздо раньше: Скобелев решил занять третий гребень, укрепиться и затем уже двинуться с другими войсками на штурм. Это и было исполнено полками Владимирским и Суздальским.

Когда Скобелев скомандовал в три часа атаковать редуты, эти же полки двинулись в полном порядке, под музыку спустились с третьего гребня, перескочили ручей и стали карабкаться по скользкому от дождей голому скату, убийственный огонь турок остановил их на полдороге. Скобелев решился на крайнюю меру: он бросил в боевую линию весь бывший в его распоряжении резерв.

Пять свежих батальонов скрылись в зловещей долине, которая так же быстро поглотила их, как уже поглотила одиннадцать раньше посланных... Несколько тысяч человек уже убыли из строя. Либавцы и стрелки стали в свою очередь карабкаться по скату. “Дрались врукопашную”.

В это самое время наш правый фланг и фронт приостановились. Дальше пусть описывает участник боя Куропаткин.

“Успех боя окончательно поколебался. Тогда Скобелев решил бросить на весы единственный оставшийся в его распоряжении резерв – самого себя. Неподвижно, не спуская глаз с редутов, стоял он верхом, спустившись с третьего гребня на половине ската до ручья, окруженный штабом, с конвоем и значком. Скрывая волнение, Скобелев старался бесстрастно, спокойно глядеть, как полк за полком исчезали в пекле боя. Если Скобелев не бросился ранее с передовыми войсками, как подсказывала ему горячая кровь, это только потому, что смотрел на себя как на резерв до решительной минуты. Минута эта настала. Дав шпоры коню, Скобелев быстро доскакал до оврага, опустился или, вернее, скатился к ручью и начал подниматься на противоположный скат к редуту № 1. Появление генерала было замечено даже в те минуты, настолько Скобелев был популярен”.

Присутствие Скобелева настолько воодушевило солдат, что вскоре турки были выбиты из ложементов перед редутом № 1. Двигаясь нестройными, но дружными кучами, полки перемешались между собою, многие шли даже в одиночку. Это была толпа, руководимая одним героем. Наконец наши ворвались в редут с остервенением. Скобелев один из первых добрался до редута и скатился с лошадью в ров. Высвободившись, он попал в самый пыл схватки. В рукопашном бою большая часть защищавших редут турок была перебита. Схватка еще не кончилась, как офицеры и солдаты окружили Скобелева, умоляя его поберечь себя и идти назад. Тяжелораненый майор Либавского полка тащил Скобелева за ногу; лошадь, на которую сел Скобелев, была насильно повернута и выведена из редута.

Ночь прошла спокойно; но утром 31 августа канонада и ружейная пальба начались с обеих сторон. Турки стреляли перекрестным огнем по занятым Скобелевым редутам и после короткой бомбардировки густыми цепями двинулись к редуту № 1, но, несмотря на огромное превосходство в силах в этом пункте, были отбиты. Около десяти часов утра опять показались густые цепи красных фесок. Дукмасов дополняет описание Куропаткина, рассказывая следующее:

“Начальник штаба Куропаткин был контужен и обожжен взрывом, но остался на позиции и продолжал распоряжаться обороной... По отбитии атаки Скобелев поехал на правый фланг, на редут № 2.

– Вот посмотрите, Дукмасов, – сказал Скобелев, указывая на полусотню казаков, бывших впереди редута. – Этим господам я приказал выбить из огородов башибузуков. Опять ваши казаки... (тут генерал употребил крепкое слово), – продолжал Скобелев, заметно раздражаясь. – Поезжайте и скажите, чтобы сейчас же выбили эту сволочь!

Скобелев сильно задел мое казачье самолюбие. Вспылив и не сознавая, что говорю, я ответил:

— Если вы, ваше превосходительство, ругаете так нас, казаков, то я не могу исполнить вашего приказания.

– Как вы смеете рассуждать, хорунжий! – грозно крикнул Скобелев, весь вспыхнув. – Я прикажу вас расстрелять.

– Как угодно... Каждый из нас может быть расстрелян неприятелем, но, если прикажете, меня расстреляют свои пули”.

У Скобелева между тем мгновенная вспышка прошла. Он протянул руку Дукмасову и с добродушной улыбкой сказал:

– Ну, извините меня, голубчик, я погорячился.

“Эта искренняя фраза, – пишет Дукмасов, – еще более расположила меня к этому человеку, которым я был просто очарован... Я поехал к казакам, передал им приказание Скобелева, и они немедленно и дружно его исполнили”.

Возвратившись к Скобелеву, Дукмасов встретил его крайне встревоженным. В руках он держал телеграмму от генерала Зотова и говорил Куропаткину:

– Черт знает что такое! Пишут, что нет подкреплений, а между тем мы видели у них целые колонны, ничего не делающие! Хоть бы произвели демонстрацию и отвлекли от них часть неприятельских сил! Ведь нам приходится бороться чуть ли не со всею армией Османа-паши! Отряд наш истощает свои последние силы в непосильной борьбе!

От внутреннего волнения у Скобелева показались даже слезы на глазах. Он опустил голову и отвернулся.

– Если бы мне теперь свежую бригаду – я доказал бы... – он окончил фразу вполголоса, затем поднял голову и сказал громко, чтобы Дукмасов поскакал на оба редута и прочитал телеграмму, гласившую, что подкреплений нет и что Зотов надеется, что войска Скобелева удержатся собственными силами.

Скобелев так искусно умел пользоваться нравственным элементом в бою, что возникает вопрос, какова была цель прочтения этих телеграмм, произведшая, по показанию Дукмасова, удручающее впечатление на обессилевших солдат? Ответом является другое показание того же Дукмасова: в одном месте он наврал, что великий князь главнокомандующий тотчас пришлет подкрепление, и никакого впечатления не произвел; в другом месте прочел печальную телеграмму, но услышал от одного из товарищей хладнокровный ответ: “Э, братец, все равно, куда ни прячься – один черт”. Говоривший это преспокойно курил папиросу под перекрестным неприятельским огнем.