А. Скабичевский - Александр Грибоедов. Его жизнь и литературная деятельность Страница 11

Но однообразная жизнь вдали от родины, в тоскливом одиночестве, принесла и свою пользу. Хотя Грибоедов и заявляет в письме к другу, что он не пишет стихов, потому что читать их некому, но это не совсем справедливо. На самом деле Тавризу оказывается обязанным Грибоедов тем, что вновь – и на этот раз уже решительно и бесповоротно – взялся за свою комедию «Горе от ума». Относительно этого существует легенда, передаваемая Булгариным. В 1821 году Грибоедов, будучи в Персии и мечтая о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре, который он любил страстно, и об артистах, лег спать в киоске, в саду, и увидел сон, представивший ему любезное отечество со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о новой комедии, будто бы им написанной, и даже читает некоторые места из нее. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь записывает план «Горя от ума» и сочиняет несколько сцен первого акта.

Очень возможно, что некоторую связь с этой легендой имеет нижеследующее найденное в бумагах Грибоедова черновое письмо, неизвестно кому адресованное, по-видимому А.А. Шаховскому:

«Тавриз, 17 ноября 1820 года, час пополудни.

Вхожу в дом, в нем праздничный вечер; я в этом доме не бывал прежде. Хозяин и хозяйка, Поль с женою, меня принимают в двери. Пробегаю первый зал и еще несколько других. Везде освещение; то тесно между людьми, то просторно. Попадаются многие лица, одно как будто моего дяди, другие тоже знакомые; дохожу до последней комнаты, толпа народу, кто за ужином, кто за разговором; вы там же сидели в углу, наклонившись к кому-то, шептали, и ваша возле вас. Необыкновенно приятное чувство, и не новое, а по воспоминанию, мелькнуло во мне; я повернулся и еще куда-то пошел, где-то был, воротился; вы из той же комнаты выходите мне навстречу. Первое ваше слово: «Вы ли это, А.С.? Как переменились. Узнать нельзя. Пойдем со мною»; увлекли далеко от посторонних, в уединенную длинную боковую комнату, к матовому окошку, головой прислонились к моей щеке, щека у меня разгорелась, и подивитесь! вам труда стоило, нагибались, чтобы коснуться моего лица, а я, кажется, всегда был выше вас гораздо. Но во сне величины искажаются, а все это сон, не забудьте.

Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отклонился от всякого письма, охоты нет, ума нет – вы досадовали. – Дайте мне обещание, что напишете. – Что же вам угодно? – Сами знаете. – Когда же должно быть готово? – Через год непременно. – Обязываюсь. – Через год, клятву дайте… И я дал ее с трепетом. В эту минуту малорослый человек, в близком от нас расстоянии, но которого я, давно слепой, не довидел, внятно произнес эти слова: «Лень губит всякий талант…» А вы, обернясь к человеку: «Посмотрите, кто здесь?…» Он поднял голову, ахнул, с визгом бросился мне на шею… дружески меня душит. – Катенин!.. Я пробудился.

Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встал, вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минарета звонким голосом возвещал ранний час молитвы (семь пополуночи), ему вторили со всех мечетей, наконец ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать и живо помню мое обещание; во сне дано, наяву исполнится».

Читая это письмо, можно предположить, что с Грибоедовым случилось нечто вроде следующего: совесть, встревоженная тем, что за служебными занятиями он забыл свой талант, навеяла на него сон, сразу после которого, той же ночью, во исполнение обещания, данного во сне, он взялся за перо. Могло случиться, что во время этого сна в памяти его вновь воскресли и план, и даже многие сцены комедии, за которую в прежние времена он не раз уже принимался. Как бы то ни было, но с тех пор Грибоедов не переставал уже работать над комедией, пока не довел ее до конца.

Глава IV

Жизнь в Тифлисе. – Грибоедов в Москве и в имении Бегичева. – Приезд в Петербург. – Чтение комедии в литературных кружках. – Тщетные хлопоты о постановке пьесы и издании ее. – Полемика журналов по поводу «Горя от ума». – Жизнь в Петербурге. – Новые знакомства. – Литературная деятельность

В конце 1821 года Грибоедов был послан в Тифлис для сообщения о войне, вспыхнувшей между Персией и Турцией, и по дороге с ним случилось несчастье, которое помогло ему не возвращаться более в «дипломатический монастырь», как он прозвал миссию в Тавризе. Он сломал в двух местах руку и принужден был обратиться за помощью к первому встречному, который исполнил свое дело так, что по приезде в Тифлис пришлось эту же руку ломать еще раз. Описанное происшествие послужило поводом к тому, что расположенный к Грибоедову Ермолов просил министра иностранных дел Нессельроде о назначении Грибоедова секретарем по иностранной части при своей особе, причем указывал на Грибоедова как на достойного кандидата в директора школы восточных языков, которая в то время проектировалась министерством. Просьба Ермолова была уважена, а сверх того 3 января 1822 года Грибоедов был произведен в коллежские асессоры.

Жизнь Грибоедова в Тифлисе значительно изменилась к лучшему. Он поселился близ армянского базара, в небольшом доме, в котором занимал верхний этаж, состоявший из двух небольших комнат, обращенных окнами на север, на предгорья главного кавказского хребта. Много бродил он по окрестностям, предпочитая особенно гору Св. Давида, у подошвы которой расстилается весь город. На этой горе находится теперь его могила.

У себя дома Грибоедов, обыкновенно в туземном архалуке, усердно занимался обработкою своей комедии или по целым часам наслаждался музыкой благодаря фортепиано, приобретенному у Н.Н. Муравьева, командира Эриванского полка, впоследствии наместника на Кавказе. Продолжая заниматься персидским языком под руководством содержателя одной из тифлисских бань Машади, Грибоедов делился своими познаниями в этом языке с Н.Н. Муравьевым, который в свою очередь учил его турецкому. Несколько раз Грибоедов отлучался из Тифлиса в разные стороны Кавказа, порою сопутствуя Ермолову в поездках на линию.

По обыкновению всеми любимый, Грибоедов посещал лучшие семейные дома города, чаще же всего бывал у генерала Р.И. Ховена и у вдовы генерал-майора Ахвердова, где впервые увидел он княжну Нину Чавчавадзе, сделавшуюся впоследствии его женой.

Но не обходилось житье в Тифлисе и без кое-каких дрязг и неприятных столкновений. Так, какой-то Бобарыкин едва не поссорил Грибоедова с Муравьевым, насплетничавши последнему, будто Грибоедов накануне у П.Н. Ермолова насмехался над занятиями восточными языками и способностями Муравьева.