Владимир Кравченко - Через три океана Страница 11

Приехал русский министр-резидент г. Бакерахт.

Из штаба нет ни одного письмишка. Во французских газетах сбивчивые сведения об Артуре. Ясно одно: нашего прихода ему не дождаться. Местный немецкий консул предупредил нас: где-то между Азорскими и Канарскими островами обошла вокруг немецкого парохода подводная лодка - неизвестно чья. На другой день пришло сообщение из Петербурга о том же.

Здесь очень хорошо - тепло, бирюзовая вода, благорастворение воздухов. Война кажется еще такой далекой, несмотря на всякие тревоги, ночные освещения боевыми фонарями.

"Рион" и два миноносца ушли вперед.

С моря идет крупная зыбь. Погрузка угля продолжается и ночью на качке. Но вот конец ей: испортился якорь у динамо-машины - судно погрузилось во мрак.

В Танжере я уже второй раз и снова ни ногой на берег. Мой единственный помощник - фельдшер - пьян вдребезги. Его примеру последовал и старший санитар. Пришлось запретить им выдачу чарки.

Впоследствии я узнал, что для них это было не наказание, а одно удовольствие: за невыпитое вино, как полагается, получалось деньгами, а ежедневная порция, благодаря дружбе с баталером, продолжалась выдаваться по-прежнему - только тайком. На флоте до сих пор все еще существует обычай выдавать в плавании команде полчарки водки {Одна чарка - около 150 грамм (Ред.).} два раза в день (чему, между прочим, ужасно завидуют солдаты). Несмотря на научно доказанный вред подобных ежедневных приемов алкоголя, с наступлением кампании команда начинает на судне систематически приучаться к нему. Молодые парни, только что пришедшие из деревни, первое время боязливо удерживаются от чарки, а потом впиваются и без нее уже страдают отсутствием аппетита; лишь очень немногие из них к концу службы бросают пить, чтобы скопить домой малую толику денег. Поплававши достаточно на своем веку и в мирное, и в военное время; я превратился, в конце концов, в заклятого врага чарки. Относительно выдачи чарки уже не раз поднимался вопрос; было много и комиссий и подкомиссий - все-таки чарка пока еще прочно держится в российском флоте. "Руси веселие есть пити".

* * *

По описанию тех, кто был на берегу, город Танжер сам по себе мало интересен, вполне восточного характера, грязный. Много евреев библейского типа, говорящих по-испански. Они зажиточнее туземцев; дома их отличаются более богатым видом и всегда выкрашены в голубой цвет; дома мусульман белого цвета. Немного домов с европейскими фасадами; самих европейцев несколько сот человек. Имеются почты английская, французская, германская. Город расположен на склоне горной местности; чем выше, тем более отдельных вилл, в которых преимущественно живут аккредитованные дипломаты европейских государств. Высоко на горе виднеется новенький частный французский госпиталь, всего на 15 коек. Туда был перевезен с "Авроры" раненный в Гулле священник-монах отец Анастасий[20]. С размозженной в плече рукой он был слишком слаб, чтобы подвергнуться операции вылущения плеча, и скончался через сутки. На улицах Танжера большое оживление: арабы, бедуины, суданцы, босоногие всадники, вооруженные разнокалиберными фузеями, погонщики мулов, ишаков - все это толкается, суетится по узким артериям города, кричит, ругается.

Марокко производит значительную торговлю живым скотом и хлебными злаками, направляя все через Танжер в Гибралтар, куда переезд около трех с половиной часов. Вечером европейцам на улицах небезопасно. Есть несколько полуевропейских ресторанов весьма непривлекательного вида.

Гиды, как всюду на востоке, показывают секретно в разных квартирках местных танцовщиц, молодых и очень красивых женщин, танцующих в костюме Евы, за что дерут высокую плату.

В окрестностях Танжера богатая охота, верхом и с пиками на громадных кабанов. Последнее время вся страна в мятеже, и поэтому выходить, хотя сколько-нибудь, за пределы города весьма опасно. Повстанцы - голытьба стараются изловить какого-нибудь неосторожного европейца, за которого потом требуют громадный выкуп.

Климатические условия Танжера очень хвалят.

22 ноября. Командир "Олега" настаивает на уходе сегодня же вечером, а у нас недопринято 600 пудов провизии и почти весь запас пресной воды.

"Океан" из Танжера должен вернуться в матушку Россию. Сдал на него двух тяжелых тифозных, а третьего, уж больно необходимого минера - оставляю у себя. Он поправляется.

Сегодня пришла с моря английская миноноска, понюхала и ушла прочь. Вечером учился обращению с боевым фонарем и светил с час; на зыби это не так-то легко.

23 ноября. В девять часов утра, так и не дождавшись пресной воды, вышли из Танжера вдвоем - "Олег" и "Изумруд".

Перед входом в Гибралтарский пролив оставили влево мыс Трафальгар, где происходило известное морское сражение.

Вот справа Цеута, а слева высокая Гибралтарская скала; в глубине залива много английских военных судов. Мы с завистью насчитали шесть броненосцев-гигантов - все одного типа. Вот нам хотя бы одну такую парочку!

Пройдя далее, увидали под вице-адмиральским флагом английский броненосец, занимавшийся стрельбой. Обменялись салютом в 13 выстрелов.

У нас очень мало пресной воды; вдобавок что-то неладно в кормовой машине: откуда-то куда-то протекла вода. Из задней трубы вместо дыму вырывается белый пар.

В 7 ч 30 мин вечера: "Стоп машина!" - в двух котлах вода вытекла. "Олег" ушел далеко вперед. Сигналим в небо вспышками прожектора, просим позволения идти за водой в ближайший порт Малагу (на 50 миль назад).

"Олег", которому мы своими вечными неисправностями, что называется, "осточертели", сигналит: "Идите... куда...хотите..." и, немного погодя, смягчившись: "Купите... нам...вина...". Последние вспышки на горизонте едва можно разобрать.

До свидания.

Глава XV.

Малага

24 ноября. К восьми часам утра доползли до Малаги, но как! Осталась последняя капля воды. Все хорошо, что хорошо кончается. Стали далеко, далеко. На скатах гор, утопая в зелени, раскинулся большой город со 135 000 жителями.

Командир немедленно отправился к русскому консулу, испанцу по происхождению. Тем временем нас осадили продавцы фруктов и испанских вин. Очень хорош малагский виноград свежий и вяленый.

Мне пришлось отправиться к медицинскому инспектору порта и выправить сертификат о состоянии здоровья изумрудской команды. После Либавы это впервые я ступил на землю, которая в этих случаях кажется ужасно твердой, а собственные движения чрезвычайно легкими и воздушными.

С медицинским инспектором, говорившим по-французски так же, как я по-испански, кое-как наконец поладили.

Барон Ферзен привез от командира порта любезное приглашение войти в гавань. Это должно значительно ускорить нашу погрузку. Мы так и сделали и ошвартовались у самой набережной, где тотчас же собралась толпа уличных зевак, с любопытством разглядывавшая северных варваров.