Михаил Филиппов - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность Страница 11

То ли дело Египет! Здесь – мировой перешеек, связь между Западом и Востоком, единственный рынок для индоевропейской торговли, страна необычайно плодородная, чрезвычайно населенная, богатая, составляющая путь в Ост-Индию! Египет – это Голландия Востока. Покорить Египет легче, чем Голландию, весь Восток – легче, чем Германию. И ни одна страна не приспособлена к египетской экспедиции лучше, чем Франция. От 4 до 6 недель, – пишет Лейбниц, – необходимо для того, чтобы ее флот достиг, выйдя из Марселя, Египта; в Кандии – стоянка; составляются две трети пути; на острове Мальта – прекрасное место отдыха. В Египте наилучший климат, наилучшая в мире вода и смена времени года необычайно правильна, что позволяет заранее рассчитать все стратегические операции».

Таковы руководящие идеи «египетского проекта» Лейбница. Людовик XIV и его министры приняли сочинение Лейбница «благосклонно» и прочли с видимым интересом. Но проницательная французская дипломатия тотчас усмотрела главную тенденцию автора, всеми силами старавшегося отвлечь внимание Франции от европейских столкновений. Этого было достаточно, чтобы усомниться в искренности плана и оценить по достоинству все трудности его осуществления. С Лейбницем обошлись весьма любезно, но король не дал ему аудиенции, и вместо Египта объявил войну Голландии. Некоторое время спустя сам майнцский курфюрст официально предложил Франции, в лице министра Помпонна, проект египетской экспедиции, прямо составленной по плану Лейбница. Помпонн дал характерный ответ: «Не могу ничего сказать насчет планов священной войны, но вы знаете, что такие планы вышли из моды со времени Людовика Святого».

Для осуществления планов Лейбница был необходим не Людовик XIV с его чванливым самодержавием, а гениальный искатель приключений, вроде Наполеона I. В 1798 году Наполеон заставил Директорию начать египетский поход; пять лет спустя в одном английском памфлете было заявлено, что Наполеон знал проект Лейбница, сообщенный Людовику XIV, и вдохновился этим проектом. Тьер и Мишо освятили это мнение своим авторитетом, но оно преувеличено: Наполеон ознакомился с подробностями плана Лейбница не в Париже, а в Ганновере, уже после своего похода. Проект Лейбница чрезвычайно понравился завоевателю как подтверждение его собственных идей. До того времени Наполеон знал о проекте Лейбница разве только по названию. В известном официальном описании египетской экспедиции имя Лейбница упомянуто с величайшей похвалой.

«Знаменитый Лейбниц, – сказано здесь, – рожденный для всех великих проектов, долгое время занимался этим предметом и подал Людовику XIV обширную рукопись, в которой изложены выгоды покорения Египта». Можно сказать и обратное, что поход Наполеона вывел из-под спуда проекты Лейбница и возбудил к ним живой интерес.

Дипломатическая мания Лейбница не принесла непосредственных результатов; но зато в научном отношении путешествие оказалось чрезвычайно удачным. Знакомство с парижскими математиками в самое короткое время доставило Лейбницу те сведения, без которых он, при всей своей гениальности, никогда не смог бы достичь в области математики ничего истинно великого. Школа Ферма, Паскаля и Декарта была необходима будущему изобретателю дифференциального исчисления. В то время Франция занимала первое место в Европе по развитию языка и литературы. Расин был на вершине своей славы; Мольер еще играл роли в своих бессмертных комедиях, и Лейбницу удалось видеть его однажды на сцене. В области науки и философии французы не уступали англичанам. Во Франции господствовали последователи Декарта и друзья Паскаля. Наконец, в Париже совершенно акклиматизировался один из гениальных математиков всех времен, Христиан Гюйгенс, основатель теории маятника и учения о волнообразном движении. Этот гениальный ум был вполне достоин стать учителем Лейбница, и на первых порах Лейбниц вполне подчинился его руководству. По указанию Гюйгенса Лейбниц стал изучать математические письма Паскаля, сочинения Винцентия «О квадрате круга и конических сечениях» и бессмертный трактат самого Гюйгенса «О маятнике». В одном из своих писем сам Лейбниц говорит, что после Галилея и Декарта он более всего обязан своим математическим образованием Гюйгенсу. Из бесед с ним, из чтения его сочинении и указанных им трактатов Лейбниц увидел все ничтожество своих прежних математических сведений. «Я вдруг просветился, – пишет Лейбниц, – и неожиданно для себя и других, не знавших вовсе, что я новичок в этом деле, сделал много открытий». Между прочим, Лейбниц еще в то время открыл замечательную теорему, по которой число, выражающее отношение окружности к диаметру, может быть выражено очень простым бесконечным рядом.

Ознакомление с сочинениями Паскаля навело Лейбница на мысль усовершенствовать некоторые теоретические положения и практические открытия французского философа. Арифметический треугольник Паскаля и его арифметическая машина одинаково занимали ум Лейбница. Он истратил массу труда и немало денег для усовершенствования арифметической машины. В то время, как машина Паскаля совершала непосредственно лишь два простейших действия – сложение и вычитание, модель, придуманная Лейбницем, оказалась пригодною для умножения, деления, возведения в степени и извлечения корня по крайней мере квадратного и кубического. Знаменитейшие философы и ученые Франции – Арно, Гюйгенс, даже друзья Паскаля – восхищались изобретением Лейбница и должны были сознаться, что оно составляет значительный шаг вперед по сравнению с машиной Паскаля. В 1673 году Лейбниц представил модель в Парижскую академию наук. «Посредством машины Лейбница любой мальчик может производить труднейшие вычисления», – сказал об этом изобретении один из французских ученых.

Под влиянием виденного и слышанного сам Лейбниц носился в Париже с бесчисленными планами. То он сочиняет инструмент для «механической квадратуры круга», то придумывает способ определения долгот посреди моря, без помощи светил небесных, причем сознается, что ему «не хватает точного знания об одном-единственном опыте», необходимом для проверки его идеи. Сверх того, Лейбниц мечтает о восстановлении потерянного изобретения Дреббеля, придумывая судно, которое во время бури могло бы погружаться в воду и тем избежать крушения; он придумывает разные оптические снаряды, из которых один имеет целью «измерение перспективы». Из слов самого Лейбница, однако, видно, что большая часть этих проектов так и осталась в области мечтаний, не исключая и плана устройства двигателя, действующего на сжатом воздухе, – вопрос, занимавший Лейбница со времени изобретения воздушного насоса или пневматической машины известным Отто фон Герике, с которым Лейбниц был в переписке.