Александр Крон - Трус Страница 11

Перрон. Ночь. Оттепель. Звездное небо. Светящиеся

точки стрелок и сигнальных фонарей. В черных потухших

стеклах вокзальных помещений дробятся отблески

светящегося диска перронных часов. Ярко освещено

только окно аппаратной. Там Татьяна. На посту, у

колокола, - Василий. Прислушивается к стуку аппарата.

На перрон вышли Шебалин и Существо. Подошли к краю

платформы. Тихий разговор, прерываемый смехом.

С у щ е с т в о (пытается идти). Ля-ля-ля - держите меня. Ай! Какая платформа высокая! Пустите, я сама... Фу, Жо-о-ра, как не стыдно! Смотри, как красиво. Огонечки... Далеко-далеко! Там Москва?

Ш е б а л и н. Нет, там. Пойдем.

С у щ е с т в о. Куда? Там Костя... Почему он такой странный?

Ш е б а л и н. Мальчишка... (Насвистывает романс.)

С у щ е с т в о. Что это? А! Как тихо... Зачем ты меня напоил? Я ничего не понимаю. Куда все ушли?

Ш е б а л и н. На линии опять какая-то катавасия. Разобран путь.

Василий прислушивается.

Наверное, старик проторчит там с командой до утра. Пойдем?

С у щ е с т в о. Куда?

Ш е б а л и н. Есть тут одна тихая обитель.

С у щ е с т в о. О, Жорж!

Ш е б а л и н. Прошу прощенья, мисс. Я солдат. Война делает людей грубыми.

С у щ е с т в о (прижимается к нему). Идем. Все равно. Вы... ты... как это все странно. Но я должна тебе сказать... Когда я была совсем девочкой... меня обманул один человек... Ты понимаешь?

Идут.

Ш е б а л и н. Понимаю. Это было на даче. Душный осенний вечер. Он так хорошо говорил. Мимолетное увлечение. Я ничего не знала. Это было ужасно. Он оказался негодяем. Я его прогнала...

С у щ е с т в о (искренне изумлена). Откуда ты знаешь?

Ш е б а л и н. Так. Догадался.

Из двери аппаратной выходит Татьяна.

Т а т ь я н а. Прекрасная ночь, Георгий Николаевич!

Ш е б а л и н (слегка смущен). Прекрасная ночь... Вы... подышать?

Т а т ь я н а. Угу. Устала. Скоро смена.

Ш е б а л и н. А я иду проводить нашу гостью. Прекрасная ночь...

Т а т ь я н а. Прекрасная ночь. Желаю успеха.

С у щ е с т в о (ревниво). Кто это?

Ш е б а л и н. Так. Одна...

Уходят.

Т а т ь я н а (провожает их глазами, радостно вздохнула). Слава богу!

В а с и л и й. Что так?

Т а т ь я н а. Это вы, Василий Павлыч? (Смеется.)

В а с и л и й. Что это вы?

Т а т ь я н а (сквозь смех). Бросили меня, Василий Павлыч.

В а с и л и й (хмуро.) Не пойму. Горюете?

Т а т ь я н а. Плачу горькими слезами. (Серьезно.) Эх, вы! Смотрите на человека и ни чуточки не видите. Вот Дорофей - он молчит, а все понимает.

В а с и л и й. Так то Дорофей...

Т а т ь я н а. Вот я сейчас смеюсь, а что со мной было - рассказать немыслимо. Сначала прапор этот... Разлетелся с книжками, развел философию, а потом сразу к делу: я человек, и ничто человеческое мне не чуждо... А сам на человека не похож! Разве такие люди бывают?

В а с и л и й (сквозь зубы). Гриб поганый!

Т а т ь я н а. Отхлестала его как следует - отстал. За ним этот... Настойчивый, самоуверенный - ух! К отцу стал заходить. Потом у Степана комнату снял. Зовет. А не идти нельзя. Хозяин - прогонит. Раз пришла я к нему, а он меня стал целовать. Я молчу, стою как мертвая, - даже он заметил. А потом прибежала к Натальюшке, сижу и реву...

В а с и л и й. Зачем вы про это?

Т а т ь я н а. А когда вы про меня тогда сказали - помните, у Степана? Как обидно было...

В а с и л и й. Вы меня простите... У меня характер такой. Вон и Дорофей говорит - чумовой. Он меня знает. Я не то чтоб не поверил, а просто... Вот резануло меня что-то. Вы простите.

Т а т ь я н а. Василий Павлыч!.. Вася! Вот давно так хотела сказать. Я разве сержусь?.. Я тоже чуточку понимаю. Мне ведь главное - аппарат. Отец шипит - гонит с телеграфа. А мне разве можно? Вот сегодня депешу передавали насчет...

В а с и л и й. Насчет чего?

Т а т ь я н а. Дорофей не велел... Ну, все равно скажу. Насчет вас. Я по ключу разобрала.

В а с и л и й. Вот оно что! Чем же я так угодил?

Т а т ь я н а. Подозревают.

В а с и л и й. Та-ак! Какая ж это сука языком треплет?!

Лязг открываемой двери.

Т а т ь я н а. Тсс! Идут. (Скрывается за дверью аппаратной.)

Василий подтянулся.

На перрон выходит Дорофей. Голова забинтована, шинель

внакидку. В руках у него чайник. Чуть пошатываясь,

идет по платформе.

В а с и л и й. Дорофей!

Д о р о ф е й. А! Вася?

В а с и л и й. Болит?

Д о р о ф е й. Болит.

В а с и л и й. Здорово болит?

Д о р о ф е й. А? Нет, не так, чтоб очень.

В а с и л и й. Один лежишь?

Д о р о ф е й. Нет, там дневальный.

В а с и л и й. Зачем вышел-то?

Д о р о ф е й. Кипятку поискать. Ребята вернутся - чайку засыплем. Ну, ладно. Я пошел. (Уходит.)

Т а т ь я н а (выглянула). Это Дорофей был?

В а с и л и й. Дорофей. Как он его покалечил, гриб поганый!

Т а т ь я н а. Не могу я больше этого слышать! Не могу!

В а с и л и й. У, нечисть! Как его только земля держит! Ведь на небе от него смердеть должно! Покуда такой вот ходит по земле, я на себя глядеть не хочу. Не уважаю, все равно что навоз. Эх, видать, замордовали Ваську. Жмут со всех сторон. А голова дурная - сама думать трусовата.

Т а т ь я н а. Василий Павлыч! Вася! Зачем вы так?.. Ведь вы же... Ведь это неправда. Вы настоящий, сильный. Я знаю. Может, я за это вас и...

В а с и л и й. Сильный? Был сильный. Сломали меня здесь...

Т а т ь я н а. Нет! Зачем так говорить? Кто вас может сломать?

В а с и л и й. Кто? Сам думаю - кто? А Дорофей и сломал. Выходит, что так. Я Дорофея больше всех люблю. Он мне дороже, чем брат. А иногда так злоблюсь на него. Сил нет смотреть, что он от прапора терпит... Сам гнется и меня к земле гнет. Он, конечно, умнее меня, политику знает. Умом я с ним соглашаюсь, а сердце иной раз упрямится.

Т а т ь я н а. Не любит вас Дорофей.

В а с и л и й. Нет, любит. Знаю. Меня, может, кроме Дорофея, и не любит-то никто.

Т а т ь я н а. Разве уж так никто?

В а с и л и й. Не знаю. Что вы так... глядите чудно?

Т а т ь я н а. Застенчивый вы, Василий.

В а с и л и й. Нет, я не застенчивый. Я раньше даже очень был нахальный. А сейчас - верно, смотрю вот на вас, сказал бы слово, да язык не гнется.

Т а т ь я н а. Вася...

В а с и л и й (вздрогнул). Глядите. Он! Видите? Гриб поганый! Идите, Татьяна Осиповна... Ишь бродит!

Пауза.

Татьяна скрылась за дверью. В полуосвещенном окне

обрисовалась фигура Золотарева. Василий, не

отрываясь, следит за ним взглядом. Фигура неподвижно

застыла у окна, затем метнулась в сторону. Золотарев

выбежал на платформу, озираясь и, видимо, кого-то

разыскивая, остановился, вглядываясь вдоль платформы,