Александр Жолковский - Единый принцип и другие виньетки Страница 11

Так или иначе, я изо дня в день облупливал сваренное в мешочек (оппозиция «в мешочек/всмятку» — еще одна из важнейших в данном семантическом поле) легким ударом чайной ложки по тупому концу яйца и, очистив его от надбитой скорлупы, приступал к поеданию. Эта несложная, но все же деликатная процедура (надо ударить не слишком сильно, осторожно отделить скорлупу и тонкую пленку от белка, не дать желтку вытечь на «подъяичник»…) была отработана мной до автоматизма и казалась мне единственно возможной.

Так продолжалось многие годы, почти три десятка лет. Но в один прекрасный день мне было явлено откровение.

Это было году в 1970-м, во время привилегированного киноведческого семинара в каком-то из Домов творчества под Москвой, где показывали и обсуждали иностранные фильмы, еще не поступившие (а часто и не предназначенные к поступлению) в общий прокат. Оставляя в стороне биографические детали моего попадания в эту элитную компанию, перейду к главному. Я оказался за одним столиком с отдаленно знакомой мне молодой дамой (назовем ее Иришей), которой, как и мне, на завтрак подали вареные яйца; возможно, выбор был невелик, и их принесли всем.

Дама была маленького росточка, скорее некрасивая, но, видимо, избалованная и держалась с вызывающей уверенностью. Она долго не приступала к еде, развязно говорила что-то многозначительное и уже начинала меня раздражать, как вдруг, одним-единственным движением — небрежным и не то чтобы особенно ловким, — навсегда врезалась мне в память.

Почти не глядя на стоявшее перед ней яйцо, кое-как держа ложку в руке, продолжая разглагольствовать и обводить зал скучающим взором, Ириша, вместо того чтобы, аккуратно прицелившись, облупить яйцо сверху, немного расслабленно и даже как-то криво стукнула по нему ложкой сбоку, взяла неровно отбитую верхушку в руку и стала той же ложкой вычерпывать и отправлять в рот ее содержимое.

Эффект был сильнейший, и образ Ириши встает передо мной каждый раз, когда я ем яйца.

Пораженный альтернативным методом разделки яиц, явно принятым в лучших домах Бульварного кольца, иначе откуда бы такая высокомерная небрежность, приводящая на ум нарочито невнятный шепелявый выговор английских аристократов, я приступил к тренировкам по его освоению, а затем и усовершенствованию. Ложка — это, конечно, хорошо и даже шикарно, но много удобнее острый нож, позволяющий с хирургической точностью срезать намеченный сегмент.

Последнее время, убоявшись высокой калорийности желтков, я стараюсь ограничиваться белками, а по возможности вообще переключаюсь на перепелиные яйца, по слухам свободные от холестерина. Тут нож просто незаменим: он легко рассекает пегое яичко пополам, после чего в ход идет миниатюрная ложечка с мусульманским полумесяцем, подаренная знакомой специалисткой по персидской литературе. Но для вскрытия перепелиного — поистине лилипутского — яйца она, увы, не годится (хотя, кто знает, может быть, малогабаритная Ириша управилась бы одной левой).

P. S. Задумавшись задним числом, как разделывали яйца герои Свифта, я еще раз перечел главу IV «Путешествия в Лилипутию». В русском переводе (А. А. Франковского) употреблен глагол разбивать, точно соответствующий to break английского оригинала. Мне почему-то всегда казалось, что подразумевается надбивание сверху, но, увы, причиной превращения лилипутов в остроконечников послужил случай, свидетельствующий о применении ножа.

Всеми разделяется убеждение, что вареные яйца при употреблении их в пищу испокон веков разбивались с тупого конца; но дед нынешнего императора, будучи ребенком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным древним способом. Тогда император, отец ребенка, обнародовал указ, предписывающий всем его подданным под страхом строгого наказания разбивать яйца с острого конца[10].

То есть я опять попал впросак. Впрочем, как явствует из беглого опроса знакомых и из руководств по столовому этикету, в цивилизованном мире приняты оба способа — облупливание ложкой и срезание ножом, хотя, согласно некоторым источникам, в Германии, например, предпочитается ложка, а на нож могут посмотреть косо. Так что, возможно, я просто наследовал этой «немецкой» школе. Но есть и гипотеза, что к пользованию ложкой homo sovieticus вынуждался отсутствием в системе общепита ножей, которое диктовалось то ли простой экономией, то ли боязнью вооружить население. В противовес «безножевой» (как выразился полвека назад мой друг) советской цивилизации, западная выработала даже специальные яичные ножи и яичные ложки с зубчатыми концами для удобства надрезания скорлупы. Не отсюда ли Иришина ложка? (http://germanfood.about.com/od/ breakfastanddinner/ss/soft-boiled-egg-how-to_7.htm)

И конечно, остается неясным, каким образом заход с острого конца должен был предотвратить опасность порезаться. Кстати, по-английски речь идет не об остром конце, а о меньшем {smaller), так что каламбура нет. Зато скрытая игра слов есть в невинной на первый взгляд фразе о порезанном пальце. Выражение cut one’s finger, «порезать себе палец», имеет, как по-английски, так и по-русски, только буквальный смысл, но близкое к нему burn one’s fingers, «обжечь (свои) пальцы», — идиома, означающая «обжечься / обжечь руки на чем-либо». Как поясняет в своих комментариях к «Гулливеру» Айзек Азимов, Генрих VIII (= император Лилипутии) «порезал себе пальцы», т. е. обжегся, на католицизме, когда оказалось, что развод с Екатериной Арагонской он может получить только от папы римского, а тот ему отказал; он все равно развелся, но был за это отлучен от церкви и в ответ заменил католичество (тупые концы) англиканством (острыми).

Примечания

1

«Удивительнее вымысла» (англ.) — название фильма 2006 г. (в русском прокате — «Персонаж»).

2

Прайвеси и ее тревоги (англ.).

3

Ю. К. Щеглов (1937–2009); посмертным изданием его трудов я занимаюсь совместно с его вдовой, В. А. Щегловой.

4

В начале 1960-х.

5

Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924–1925 гг. Paris: YMCA, 1991, стр. 202; см. также: Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. М.: Индрик, 2008, стр. 213.

6

Ключевский В. О. Лекция XXX. Характеристика царя Ивана Грозного. — Он же. Сочинения. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. М.: Госполитиздат, 1957. С. 187–199. См. стр. 196, 198–199.

7

Там же, стр. 195–196, 198.

8