Федор Раззаков - Непревзойденные Страница 12

Так получилось, но за несколько месяцев до Олимпиады Роднина окончательно перестала существовать для Уланова как женщина. Ее место заняла ленинградка Людмила Смирнова – партнерша Андрея Сурайкина. Дело дошло до того, что после тренировок сборной Уланов забирал из раздевалки сумку не своей партнерши, а Смирновой. Прошел месяц-другой, и «ледовый» роман стал обрастать новыми слухами. К примеру, говорили, что Уланов во время предолимпийских сборов ночью забирался к своей возлюбленной по водосточной трубе, за что его хотели отчислить из команды.

Роднина же, узнав об этом романе, якобы хотела… покончить с собой. Много позже Л. Смирнова так прокомментировала подобные слухи: «Надо же, я и не знала обо всем этом! Очень интересно, конечно, однако даже близко ничего подобного не было. Алексей давно ухаживал за мной, это в команде знали все, в том числе и Роднина. Какого-то противостояния, ревности у нас не возникало. Мы и по сей день в добрых отношениях с ней…»

В Саппоро спортивное противостояние двух пар снова выдалось на удивление драматичным. В короткой программе Уланов вместо обязательного двойного сальхова сделал одинарный, а Роднина в произвольной программе сделала ошибку на каскаде прыжков. Но их постоянные соперники Смирнова – Сурайкин тоже совершили ошибки, в результате чего «золото» турнира досталось Родниной – Уланову с перевесом в два судейских голоса. За эту победу Указом Президиума Верховного Совета СССР Роднина и Уланов были награждены орденами Трудового Красного Знамени. А их гонорары составили по 3000 рублей.

Однако любопытно послушать мнение об этой победе одного из тогдашних судей – Валентина Писеева. Вот его слова:

«Я поставил паре Роднина – Уланов (единственный из всех арбитров!) высшую оценку 6,0. По большому счету они не катались на «шестерку». Но мне хотелось сделать приятное нашим фигуристам и болельщикам. Что тут началось! Собрался технический комитет ИСУ (Международный союз конькобежцев). Меня обвинили в субъективизме, хотя замечу, что все остальные судьи тоже вывели Роднину и Уланова на первое место. ИСУ возмутила моя «шестерка». Мне грозила двухмесячная дисквалификация. К счастью, все обошлось…»

Предстоящий чемпионат мира и Европы-72 в Калгари Родниной и Уланову тоже надлежало выиграть. Однако за сутки до начала первенства случилась беда – Уланов на разминке споткнулся при выполнении поддержки и уронил партнершу. Далее послушаем И. Роднину:

«Жук почувствовал: сейчас что-то случится – у него на этот счет интуиция потрясающая. Он бросился ко мне, чтобы подстраховать, но не успел. Я упала с двухметровой высоты и потеряла сознание. Очнулась в машине и снова отключилась. Помню, под меня доску подкладывали, думали, перелом позвоночника. Очень болела голова, шея…

Врачи диагностировали ушиб, а это еще хуже. Значит, под черепом большая гематома, кровоизлияние. Я всегда четко слежу за временем. Помню, как Жук сказал: «Сейчас последняя поддержка и заканчиваем тренировку». Глянула на табло: 9.45. Очнулась в больнице. На часах было без четверти двенадцать…

В госпитале всю ночь со мной рядом кто-то сидел. Потом узнала: шеф (так мы Станислава Алексеевича называли). А я лежу и ничего не могу понять: где я, что со мной… Слышу, кто-то спрашивает: «Ну что ты плачешь?» А я не плакала, слезы, наверное, сами текли.

Меня куда-то возили по коридорам, что-то проверяли, смотрели. Тележку встряхивало. Было очень больно. Меня без конца будили и светили фонариком в глаза: глазное дно проверяли, чтобы определить, нет ли сотрясения мозга. Это ужасно. Все болит, но только забудешься – фонарик в глаза…

Врачи заявили, что кататься категорически нельзя. Ко мне пришло руководство нашей делегации, от него-то я и услышала о запрете медиков. Если бы Жук сказал: «Ириша, взвесь, стоит ли рисковать», – я, может, прислушалась бы к его словам. Но запрет?! Кто мне может диктовать и указывать? Сразу сказала, что приехала на чемпионат мира побеждать, а не по койкам больничным валяться…

В такие моменты не задумываешься о последствиях. Потом, задним числом, начинаешь сознавать степень риска. Я ведь хожу в очках после того случая в Калгари. Зрение подсело. Но, повторяю, мысли о заплаченной цене приходят позже. Если вообще посещают. Я люблю делать подарки другим, однако же не такие. Дарить победы? Да ни за что!..»

По поводу этого падения в народе будут ходить различные версии, среди которых доминирующей будет следующая: дескать, Уланов за что-то осерчал на свою партнершу и нарочно уронил ее на лед (эту версию отстаивал С. Жук). Еще говорили, что поводом к ЧП стала злость Уланова на руководителей сборной: он приехал в Калгари, уже будучи без пяти минут женатым (в невестах ходила фигуристка Людмила Смирнова), но руководство команды не пошло навстречу влюбленным и распорядилось поселить их в разных номерах. Сам же Уланов во всех своих интервью будет утверждать, что все произошедшее – чистая случайность.

Отметим, что у Смирновой был еще один воздыхатель – ее партнер по паре Андрей Сурайкин. Говорят, когда Смирнова сообщила ему о том, что собирается выйти замуж за Уланова, Сурайкин не сразу понял, о ком именно идет речь, и сказал: «Если тебе так хочется замуж, хорошо, давай поженимся!» Когда же до него, что называется, «дошло», обомлел: «Почему?» Как объяснит позже Смирнова: «Я любила Уланова. Это была сильная страсть. А к Сурайкину относилась как к близкому другу, не более того…»

Но вернемся на чемпионат мира в Калгари и снова послушаем воспоминания И. Родниной:

«На другой день меня привезли на жеребьевку. Когда мы вошли в зал, все замолчали и повернулись к нам.

Пришла на тренировку. Каждый прыжок – удар кувалдой по голове. Вечером – выступать. Обязательная программа. Шеф поставил самый быстрый вариант. У нас их несколько – одна минута тридцать одна и так до минуты тридцати пяти. Ведь у магнитофонов скорости разные, и надо это учитывать. Как ни странно, это было одно из самых удачных моих выступлений в обязательной.

Чувствовала себя очень плохо. На другой день на тренировке ничего не могла делать. После каждого прыжка должна была отдыхать. Сделала все, кроме бедуинского – это когда голова вниз и ногами болтаю.

Произвольная. Чувствую, что сейчас умру. Прокаталась полторы минуты, только одна мысль в голове: дотянуть до прыжка в два с половиной оборота. Дальше программа для меня не существовала. Отключилась после бедуинского. Между двадцатью и тридцатью секундами до конца. Сплошная темнота, круги перед глазами… Площадки я не видела. А в Калгари она не такая, как у нас: у́же и короче, а для фигуристки и три сантиметра имеют значение. Я старалась только различать борт, чтобы в него не влететь. Что делаю – не понимала.