Андрей Тарковский - Мартиролог. Дневники Страница 12

Весной надо отстраивать дом. Наших денег в деревне: у Григория Ал. — 50 руб.; 110 — в виде толи, штакетника и проч. — сгорели в доме.

А вот я что-то сдал. Сердце прихватило: блокада аорты. Врач (Саша) запретил и сигареты, и выпивку. Строго-настрого. Ни одной сигареты. Придется бросать. Честно говоря, чувствую себя я отвратительно. Курить бросил в тот же день (12.XI.70).

Андрюшка — прелесть. Ангел какой-то, а не ребенок.

Итак, стоит запомнить — 12 ноября 70-го года я бросил курить. Честно говоря, давно пора. Что-то последние недели у меня как-то пусто на душе и тупо. То ли от болезни, то ли оттого, что чувствую себя в тупике. Так и подохнешь, и ничего-то не сделаешь. А сколько хочется сделать…

Читаю потрясающего Томаса Манна — «Иосиф и его братья». Какая-то потусторонняя по подходу книга. Потусторонняя кухонная сплетня. Становится понятным, почему машинистка, кончив переписывать «Иосифа», сказала: «Теперь-то хоть я знаю, как это было на самом деле». Да…, а что касается экранизации, то просто не знаю-что сказать. Пока, по-моему, это непередаваемо.

Хочется восстановить деревенский дом — появится смысл какой-то. Построить баню, выращивать сад. Дети будут пастись.

Попросить Федю насчет ГАЗ-69. Что-то все это похоже на вранье (с его стороны).

Вчера был у нас отец. Познакомился с внуком, который по этому случаю был одет в праздничный голубой костюм. Ну, дай Бог!

Сейчас очень шумят по поводу Солженицына. Присуждение ему Нобелевской премии всех сбило с толку. Он хороший писатель. И прежде всего, — гражданин. Несколько озлоблен, что вполне понятно, если судить о нем как о человеке, и что труднее понять, считая его, в первую очередь, писателем. Лучшая его вещь — «Матрёнин двор». Но личность его — героическая. Благородная и стоическая. Существование его придает смысл и моей жизни тоже.

У отца был сердечный приступ. В больницу он категорически не хочет — у него по поводу больницы вообще пунктик. С врачом он видеться не желает. Это с его аневризмом! Кажется, у него заключен, или еще нет, но того гляди, договор на следующую книгу. Прекрасно. Очень хочется, чтобы он сейчас больше писал стихов. Дай ему только Бог здоровья!

На студии новый директор — некто Сизов. Из Моссовета. У него права заместителя предс[едателя] Комитета по кино. В хороших руках — это достижение. В дурных — просто беда. Будет когда-нибудь порядок в России, или до тех пор, пока все не развалится, ничего не будет? Еще никогда до сих пор не было такого всеобщего, тотального неприятия порядков. Но все изолгались, исподличались, изворовались. Никакой жизни.

Ой, как надо наладить дом в Мясном. И машину. Сад, огород, хозяйство, баня, дом, машина — все вместе — решают почти все проблемы, связанные с физическим отсутствием работы.

Вот я и в Ровно. Доехал благополучно и хорошо, в отдельном купе. Федя меня встретил.

Нужно будет завтра позвонить домой. А то я уже скучаю по Андрюшке и Ларе.

Надо будет купить или подсвечник, или бокалы к Новому году. Красивые. Я видел в магазине. Надо будет немного отдохнуть, побездельничать, а потом подумать, как снимать Зал заседаний.

Что-то я захворал, горло, сопли, голова — простуда. Надеюсь, не грипп. Разговаривал с Ларисой. Очень скучаю по дому, по Ларе и Андрюшке. Если она позвонит — попросить ее узнать насчет венгерских денег. Они сейчас были бы очень кстати.

Хари меня сейчас уже очень беспокоит. Еще надо пробовать.

На с. 52: Андрей Тарковский на съемках «Соляриса»

1971

Давно не делал никаких записей. Все настроение какое-то неудобное для мозговых упражнений. Был в Ровно у Феди Рыкалова. Прожил неделю. Провел ее как-то бессмысленно.

Съемки мы начнем, наверное, не раньше середины февраля, и до этого времени много придется бездельничать. Нам надо с Юсовым поговорить о будущих съемках Зала заседаний.

Наумов говорил, что он будто бы разговаривал с Демичевым насчет «Рублева» и его выхода на экраны. Тот его успокоил. После съезда, видимо, фильм выйдет.

Если будет разговор все-таки с итальянцами насчет «Иосифа», я буду себя чувствовать несколько неуверенно. Как ставить Манна? Это невозможно, очевидно.

Очень хочется, наконец, начать съемки.

Читаю стенограммы обсуждения материала по «Рублеву» в связи с подготовкой выхода «Рублева» на экраны. Тут много занятного. Вот первая папка. Дата 19 января 1966 г. Кое-что есть смысл выписать. Кребс В. М.: «… Из того нового, что предлагается, есть ряд новых сцен, которые мне очень понравились, и по-моему, они улучшают картину, и стоит за счет того, чтобы сжать что-то, вставить сцену убийства кота» (!?).

Сегодня меня вызвал растерянный Романов. Посол в Париже прислал телеграмму с тем, чтобы Романов переговорил со мной и чтобы я в результате этих переговоров отказался (официально) от премии, которую присудили мне французские критики (только что). Дело в том, что председатель этой организации м-м Вульман, по словам посла и Романова, сионистка и ведет пропаганду против СССР (?!). Я ему порекомендовал просто отмежеваться молча. Не реагировать на премию. Козырев — (зам. министра ин. дел) того же мнения. Но беда в том, что Романов хочет поговорить с Демичевым на эту тему. Надо будет в случае чего иметь в виду, что премию дает не Вульман, а французская критика.

В пятницу впервые был у нового директора — некоего Сизова Николая Трофимовича. Пока ничего не понял. Он хочет на этой неделе поговорить со мной насчет «Соляриса». О чем бы это?

Прочитал «Одиссея 2001» Кларка. С отрубленным концом. В заключение И. Ефремов объясняет причины, по которым «отсечен», как он пишет, конец. Я возмутился и написал письмо в редакцию. Результатов, конечно, не будет никаких. М. б., только неприятные.

Вчера вернулся из Ялты, которую всю занесло снегом. Ветер страшный. Очень холодно. Трудно ездить на выбор натуры в такую погоду. Особенно по крымским дорогам. Ничего подходящего не нашли. А из-за сегодняшнего худсовета по 1-му варианту «Ариэля» я вынужден был оставить в Ялте Юсова и Гаврилова и вернулся в Москву.

Есть идея пригласить на роль Хари одну финскую актрису.

Очень соскучился без Ларочки — поехала в деревню хлопотать насчет материала для восстановления дома. Застряла она там из-за нашей российской безалаберности. Все ей обещают помочь, но болтуны страшные. Время — что им! Трепачи.