Арсений Зверев - Записки министра Страница 12

В середине мая от командования поступила особая инструкция по ведению борьбы с антоновцами. На основе инструкции во всех подразделениях были проведены собрания. Беседовал с красноармейцами моего взвода и я. Настроение у всех было боевое — все стремились как можно скорее довести дело до окончательной победы и вырвать с корнем антисоветскую заразу.

Губернские коммунисты оказывали нам всевозможную помощь. Мы ежедневно получали газету «Тамбовские известия» с подборкой последних сообщений о борьбе с антоновцами, а для распространения среди крестьян — специальное издание «Тамбовский пахарь». Населению раздавались листовки, плакаты и различные брошюры («Что сказал Ленин тамбовским крестьянам», «Правда о бандитах» и другие). В каждой освобожденной деревне созывались митинги. Но не дремали и враги. Они прибегали в то время к особой тактике. Красноармейские части по необходимости временно снабжались за счет деревень, через которые проходили, ибо никак иначе организовать снабжение кавалеристов было, к сожалению, невозможно. Антоновцы же внезапно перестали грабить население, хотя ранее они постоянно практиковали грабежи, и перешли на снабжение почти исключительно за счет разорения государственных складов, совхозов, городской кооперации и ссыпных пунктов, развернув одновременно провокационную агитацию насчет «коммунистов-мародеров». Но крестьян уже не могла обмануть эта их «доброта»…

Наверное, за всю свою жизнь я не проскакал верхом столько верст, сколько за напряженные до предела апрель, май и июнь 1921 года. Однажды июньской ночью у села Бакуры возле города Сердобск наша бригада взяла в кольцо группу антоновцев. На рассвете после боя до 900 бандитских трупов осталось лежать вдоль лесных просек и опушек. Петляя и заметая следы, уцелевшие враги уходили через Чембарскую волость в Кирсановский уезд, всеми силами стремясь оторваться от нас. Пока так называемая 1-я повстанческая армия Богуславского, откатившаяся к реке Хопер, пыталась отразить натиск наседавших на нее котовцев, 2-я армия бандитоз, которой командовал сам Антонов, перестала существовать как единое целое. Мы очень хотели пленить кулацко-эсеровского вождя, но он снова ускользнул, подставив взамен себя под удар своего сподвижника Токмакова.

В конце июня в плен попал политический штаб Антонова — губернский комитет СТК, а на уцелевших от разгрома бандитов мы устраивали облавы в лесном массиве между Никольским Перевозом и Чернавкой. Было полностью ликвидировано так называемое «крестьянское ополчение». Уцелели только отдельные «личные полки» Антонова и осколки его армий в виде банд Кузнецова и Матюхина. С ними пришлось, правда, еще немало повозиться. Однако эта последняя страница истории разгрома антоновцев лежит вне данной книги: 2-й полк нашей кавбригады был срочно снят с операции и влит в Сибирскую кавалерийскую дивизию. Оказался, таким образом, в ней и я. А путь наш лежал еще в один район, пораженный бандитизмом, но уже за пределами РСФСР. Согласно военному союзу от 16 января 1921 года, существовавшему между РСФСР и БССР, и по просьбе правительства Советской Белоруссии мы должны были помочь очистить ее территорию от врагов.

То, что происходило тогда в западных уездах будущего СССР, тесно связано с разгромом банд Булак-Балаховича и Савинкова.

Антанта давала савинковцам ежемесячную ссуду в размере 17 миллионов марок. Булаковцы перешли в прямое подчинение польскому генштабу. И те и другие заключили с пилсудчиками соглашение о сотрудничестве и уже весной 1921 года держали наготове 13 тысяч бандитов. На территории Советской Белоруссии начали подпольно создаваться ячейки кулацкой партии «Зеленый дуб», поставлявшие кадры террористов. Их-то и использовали банды, посылаемые из Брест-Литовска. 21 июля 1921 года в БССР было введено военное положение. Нарастание же бандитской опасности привело к тому, что спустя полгода сюда пришлось направить Полномочную комиссию ВЦИК во главе с М. Е. Городецким. Белоруссия была разбита на шесть боевых участков, которые подчинялись Реввоенсовету Минского района. В его состав входили народный комиссар по военным делам Адамович, командующий армией РВС Уборевич, которого я незадолго до того видел в Тамбове, и председатель Чрезвычайной комиссии Ольский. Восточнее создали РВС Витебского района (тогда эта территория входила еще в РСФСР), войскамикоторого командовал Н. Е. Какурин, ранее являвшийся начальником штаба Тамбовской группы войск.

Здесь я вновь увидел начальника Сибирской кавдивизии Н. Д. Каширина. Он меня раньше лично не знал. Но я рассказал ему, что служил в Оренбурге и слушал там его выступления. Герой красного казачества, обычно суховатый, сдержанный человек, он очень тепло отозвался о действиях курсантов кавалерийского училища и заметил, что бузулукский и тамбовский опыт, конечно, вскоре пригодится. Я в этом быстро убедился. Сначала нас разделили на полки — по одному на каждые три волости. Такая кавалерийская часть подчинялась гарнизонному ревкому, в состав которого входила особая тройка. Я попеременно, в зависимости от характера задания, получал инструкции от всех ее членов и поэтому знаю их функции: один отвечал за высылку семей бандитов, другой — за изъятие оружия у населения, третий — за вылавливание дезертиров. Этот перечень сам по себе характеризует наши обязанности в то время.

В прежнем своем виде кавдивизия мало подходила для несения новой службы и подверглась расформированию. Так в марте 1922 года я попал в ЧОН, действовавшую как заслон вдоль польской границы на участке Минск — Столбцы. Бандиты просачивались здесь постоянно. Чаще всего мы ловили савинковские «пятерки». Но дважды нас бросали на преследование крупных банд, прорвавшихся к Полоцку, и один раз — к Слуцку. Неоднократно мы проверяли также репатриантов, прибывавших из Западной Белоруссии. В их рядах систематически встречались булаковцы, специально засылаемые на связь с ячейками «Зеленого дуба» и с волостными уполномоченными Савинкова. Позднее нам рассказали, что нити от них тянулись в Гомель, где Савинков сумел создать свой подпольный эсеровский губком.

Чаще всего нам приходилось осуществлять патрулирование вдоль границы. Здесь существовала 15-километровая нейтральная зона, в которую не могли вступать ни польские, ни советские войска. Исключение допускалось только в случае, если другая сторона нарушала договоренность. Поляки, ссылаясь на то, что они «не в силах» контролировать действия бандитов, постоянно забрасывали в эту зону группы диверсантов. А те, избрав подходящий момент, перебирались па советскую территорию. Приходилось без конца перемещаться вдоль границы. Если мы были уверены, что появился именно террорист, мы получали официальное разрешение обезвредить его, иногда ходили даже в кавалерийские рейды по зоне. На моей памяти там было уничтожено около 120 бандитских гнезд. Как нам рассказывали, польская буржуазная пресса, обычно при малейшем поводе вопившая о «зверствах большевиков», тут предпочитала молчать, как будто воды в рот набрала. «Чует кошка, чье мясо съела», — невесело усмехались мы.