Иван Медведев - Петр I. Добрый или злой гений России Страница 12

Царь приказал вырыть труп Ивана Милославского, доставить на запряженных свиньями санях в Преображенское и установить в открытом гробу под платформой возведенного эшафота. Циклера и Соковнина четвертовали, Пушкину и двум стрельцам-соучастникам просто отрубили головы. Кровь казненных стекала в гроб на истлевшее тело Милославского, объединяя врагов государя в бесчестии. Даже смерть не избавляла их от лютой ненависти и жестокой мести грозного царя. Отсеченные головы развесили на кольях, укрепленных в каменном столбе, порубленные тела сложили у его подножия. Источая тошнотворный запах, они пролежали там несколько месяцев. Подобные ужасающие картины служили красноречивым предупреждением всем противникам воли государя, а таковых было немало.

Потенциальную угрозу царю представляли занимающие влиятельные государственные посты многочисленные родственники его жены – Евдокии Лопухиной. Петр если и имел к ней какие-то чувства как к матери своего сына, всерьез увлекшись Анной Монс, окончательно растерял их. И без того редкие встречи царя и царицы давно прекратились. Евдокия, образцовый продукт затхлого русского терема, бесцветная, инертная и невежественная, была не в состоянии понять интересы и стремления супруга, совершенно не подходила ему – энергичному, порывистому, чувственному, страстному и увлекающимся всем новым. Ее обывательский кругозор и потребности ограничивались толкованием снов, бесконечными молитвами, душеспасительными беседами с блаженными, квашением капусты, выпечкой домашних пирогов, кашами, киселями… Между супругами не было ничего общего. Петр считал Евдокию невыносимо скучной и глупой, от общения с ней он не испытывал ничего, кроме раздражения.

Вероятно, еще перед отъездом за границу царь принял решение расстаться с женой и поручил Тихону Стрешневу склонить ее на добровольное пострижение в монахини – обычная практика того времени для разрыва неудачных браков. Чтобы обезопасить свой трон от возможных враждебных происков плодовитого клана Лопухиных и многих других недовольных его правлением, Петр удалил от двора родственников опостылевшей жены, сосредоточив на время своего отсутствия всю полноту власти в руках ближайших сподвижников, не раз доказавших ему абсолютную преданность – Льва Нарышкина, Тихона Стрешнева, Бориса Голицына, князя Петра Прозоровского и князя Федора Ромодановского, прямого потомка Рюрика. Ромодановский облекался небывалым титулом князя-кесаря и оставался в Кремле за самого царя. Как глава Преображенского приказа он исполнял функции службы безопасности и был весьма колоритной фигурой. «Собою видом как монстра, нравом злой тиран и пьян во все дни» Федор Ромодановский жил роскошным укладом византийского вельможи, его свита состояла их пятисот человек. Князь-кесарь почитал древние нравы и обычаи, слыл радушным и гостеприимным хозяином дома, содержал во дворе ручных медведей, один из которых подносил прибывшим гостям чарку крепкой перцовки. Того, кто отказывался от выпивки, медведь наотмашь бил лапой. Потомок Рюрика отличался крайней честностью, неподкупностью и беспощадностью к врагам государя. Сам Петр не раз упрекал своего злобного цепного пса в излишней жестокости.

В начале марта 1697 года Великое посольство отправилось в путь. Тысяча саней растянулась на две версты. Великими и Полномочными послами царь назначил Лефорта и двух опытных дипломатов – Федора Головина и Прокофия Возницына, сам же государь пожелал сохранять в путешествии инкогнито под именем урядника Петра Михайлова. Такое скромное положение позволяло царю избегать нелюбимые им официальные церемонии, предоставляло время и возможность для учебы, бόльшую свободу передвижения. В состав посольства входили 35 волонтеров, которые, как и царь, ехали в Европу постигать науку. В отличие от ранее отправленных за границу стольников, они имели более скромное происхождение, но превосходили их желанием учиться. Обоз состоял из богатой казны и солидных запасов продовольствия – муки, семги, икры, меда, водки… Несколько десятков саней было нагружено собольими мехами, предназначенными как для подарков, так и для продажи. Посольство сопровождали переводчики, священники, камергеры, врачи, ювелиры, повара, музыканты, пажи, шуты… Для охраны отобрали семьдесят самых высоких и статных солдат Преображенского полка.

Через месяц внушительный посольский кортеж достиг Риги, столицы шведской провинции Лифляндии[20]. Русским гостям оказали прием торжественный, но сдержанный. Шведский губернатор сказался больным и отказался встретиться с высокими послами. На Двине начался ледоход, Петру поневоле пришлось задержаться в городе. Чтобы не пребывать в безделье, он решил осмотреть Ригу. Особенно царя заинтересовала крепость и гавань порта. Петр бесцеремонно осматривал корабли, расспрашивал о численности гарнизона, пытался измерить городской вал и даже набросать чертеж крепости. Такое неприкрытое любопытство показалось шведским часовым весьма подозрительным, угрожая оружием, они принудили долговязого русского урядника удалиться. Царь расценил демарш караула как личное оскорбление. Хотя инкогнито государя внешне соблюдалось, однако с самого начала путешествия ни для кого не было секретом, кто скрывается под именем Петра Михайлова. Когда растаял снег и посольству пришлось менять сани на колесный транспорт, московитов «обидели» и рижские торговцы, ушлые и респектабельные. Воспользовавшись выгодной для себя ситуацией, они навязали совершенно грабительские условия коммерческой сделки.

Неприятные впечатления от Риги рассеялись в Курляндии[21]. Герцог Фридрих Казимир Кеттлер, приятель Лефорта по службе в Голландии, встретил московскую делегацию с распростертыми объятиями. В порту Либава (Лиепая) Петр впервые увидел Балтийское море. Выдавая себя за московского капера, царь обошел все кабаки, познакомился со шкиперами, щедро угощал вином шумные компании моряков. С одним из капитанов Петр Михайлов сошелся настолько близко, что отправился с волонтерами в Пруссию на его корабле, предоставив посольству догонять своего государя сухим путем.

Царь прибыл в Кенигсберг, опередив свое посольство на десять дней, и использовал выигранное время для прохождения артиллерийского курса под руководством главного инженера прусских крепостей подполковника фон Штернфельда, о чем тот засвидетельствовал в официальном документе: «Петр Михайлов в непродолжительное время, как в теории, так и в практике, поразительно для всех оказал такие успехи и приобрел такие знания, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может». Петр очень гордился полученным аттестатом и впредь считал артиллерию своей воинской специальностью.