Владимир Успенский - Зоя Космодемьянская Страница 12

Принимали многих ребят. Очередь Зои подошла одной из последних. Секретарь райкома, веселый и молодой, спрашивал быстро. Каково сейчас положение в Испании? Читала ли Маркса?.. Ответами был явно доволен. Подумал, прищурившись:

— А что самое важное в нашем уставе, как по-твоему?

Неожиданный был вопрос. Зоя подумала, сказала:

— Самое главное: комсомолец должен быть готовым отдать Родине все свои силы, а если нужно — и жизнь.

— Ну, ладно… А хорошо учиться, выполнять комсомольские поручения?

Зоя даже удивилась:

— Это само собой разумеется.

Секретарь нахмурился, подошел к большому окну, увлекая за собой Зою. Резким движением отдернул занавеску, показал на небо:

— Посмотри, что там?

Зоя вгляделась, пожала плечами:

— Ничего нет.

— А звезды? — усмехнулся секретарь. — Видишь, сколько звезд и какие красивые! Но ты их не заметила, потому что они сами собой разумеются. Пойми: все большое и хорошее в жизни складывается из малого, вроде бы незаметного. Просто каждому надо хорошо делать обычное. Ты об этом не забывай!

Вполне доходчиво объяснил ей секретарь. Не щадить себя ради счастья Родины — важно и необходимо. Но не менее важно и в повседневной привычной жизни наилучшим образом выполнять свои обязанности. Собственно, Зоя всегда так и поступала, но очень уж приподнятое было настроение, когда отвечала секретарю.

Домой сестра и брат возвратились поздно, о многом поговорили, пока добирались от райкома до дома. Зоя плескалась под умывальником, а Шура, подойдя к столу, сказал маме:

— Знаешь, она у нас молодец! Большой молодец!

С этого времени Любовь Тимофеевна начала замечать, как меняется характер Зои. Не утратив принципиальности, она стала как-то добрее к людям. Особенно после того, как ее избрали групоргом. Одно это заставило Зою ближе познакомиться с одноклассниками. Надо было расспросить, кому какое поручение по душе, у кого какие предложения, кто за что возьмется… Сама Зоя взялась обучать неграмотных женщин в одном из домов на Старопетровском проезде.

Не только по школьным, но и по общественным, по комсомольским делам встречалась она теперь с новыми людьми, и с молодыми, и с пожилыми. Тут волей-неволей станешь разговорчивей, добросердечней, переборешь стеснительность, неуверенность, замкнутость.

Зоя, конечно, сама чувствовала, понимала, что с ней происходит. И когда однажды за чаем мама, внимательно посмотрев на нее, сказала: «Ты какая-то неузнаваемая, будто заново родилась!», Зоя ответила весело:

— Ты права! Давай познакомимся, комсомолка Космодемьянская!

И, поднявшись со стула, протянула маме узкую твердую ладошку.

Осенью 1940 года, едва начав заниматься в девятом классе, Зоя заболела. Простуда, потом осложнение. Была дома одна, решила вымыть полы. Набрала ведро воды, намочила тряпку. Дело-то вроде привычное. Наклонилась и потеряла сознание. Мама и Шура, вернувшись из школы, застали Зою в глубоком обмороке. Ее сразу же увезли в Боткинскую больницу. Несколько суток опытные врачи боролись за жизнь девушки.

Медиков удивляла и восхищала выдержка Зои. Высокая температура, сильные головные боли, уколы — а от нее не слышали ни крика, ни стонов, ни жалоб. Профессор, выйдя в приемную к Любови Тимофеевне, так и сказал ей:

— У девочки огромная выдержка… Самое трудное позади, можете не волноваться.

Хоть немного успокоилось материнское сердце.

Не меньше Любови Тимофеевны переживал и Шура, впервые в жизни надолго оставшийся без сестры. Он тосковал без Зои, каждый день готов был ездить к ней в больницу. И очень переменился за короткое время. До девятого класса он оставался мальчишкой. Рослый, с крепкими мускулами, до ледостава купавшийся в пруду, по утрам обтиравшийся снегом, красивый юноша, на которого заглядывались девушки, он в душе был ребенок ребенком. Сегодня мечтал стать летчиком, завтра — знаменитым футболистом, потом художником, потом вдруг агрономом.

Упрямый, задиристый, любивший похвастать, он стеснялся сходить в магазин за покупкой — девчоночье, мол, занятие, приятели засмеют. Легко ему было за сестринской-то спиной. А увезли Зою, и сразу повзрослел, отлетело все пустяковое, наносное, забылись развлечения, шумные игры на пустыре. Шура взял на себя все, что делала прежде сестра. Топил печь, мыл полы, убирал комнату, чистил картошку. Только в продуктовый магазин мама, щадя его самолюбие, ходила сама.

Раньше Зоя и Шура прирабатывали немного по вечерам, копируя чертежи и пополняя семейный бюджет. У Шуры получалось быстрее и лучше. А теперь он взял вдвое больше работы, просиживал над чертежами до поздней ночи, иногда трудился и по утрам, до школы. А получив деньги, сказал маме:

— Шапка мне не нужна, в старой прохожу, не развалится. Давай Зое платье купим. Красивое. Ведь она у нас девушка.

— Согласна. Сам и вручишь ей подарок.

Когда Зоя вернулась из больницы, она была еще так слаба, что с трудом ходила по комнате. Больше лежала. Глаза казались огромными — так она исхудала. Ей бы отдыхать, поправляться, а она взялась за учебники. Любовь Тимофеевна осторожно высказала свое мнение:

— Уже середина учебного года, а заниматься всерьез тебе еще рано. Не лучше ли подождать до сентября, набраться сил…

— Это что же, отстать от своего класса? Шура моложе меня, а школу закончит раньше?

— Тебе обещают путевку в санаторий.

— Я и там заниматься буду. А после санатория — тем более. Вся весна впереди. Догоню. Ни в коем случае не останусь на второй год! — Зоя заявила это так решительно, что Любовь Тимофеевна поняла: возражать бесполезно.

Очень любила Зоя книги Аркадия Гайдара. Перечитывала по нескольку раз. В повести «Школа» ее особенно волновало то место, где Борис, будучи в разведке, забыл об осторожности, об ответственности, самовольно решил искупаться и тем самым погубил своего старшего товарища — Чубука. Что мог подумать о нем Чубук? Только одно: Борис оказался предателем. Каждый раз, возвращаясь к этому месту, Зоя возмущалась: как же он мог? О чем же он думал? Что за несерьезность такая?

«Голубая чашка» радовала ее тонким мастерством. Вроде бы ничего не происходит в повести, никаких особых событий, а какое чудесное, светлое настроение она создает. Даже не верилось, что человек, способный создать такие произведения, живет поблизости, в Москве, ходит по тем же улицам, что и Зоя. Как бы хотелось увидеть его!

И получилось — словно в сказке. Хорошо запомнился ей весенний день в Сокольниках, в санатории. Быстро сбежала она с крыльца, пошла по аллее. Над вершинами деревьев ползли облака. Вот в одном месте они разорвались, появился голубой просвет, веселые, сверкающие лучи солнца упали на землю. Стало светлее вокруг. Под карнизом крыши заблестели сосульки. Едва успели облака затянуть этот разрыв, как солнце проглянуло сквозь хмурую пелену еще в двух местах.