Михаил Марголис - Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого Страница 12

Сопоставляя русскую литургическую музыку, которую познавал в институте, с открывшимися ему теперь еврейскими духовными произведениями, молодой руководитель московского синагогального хора не только ощутил их «запредельную витальность», но и заметил, что «музыкальные корни православия, в иудаизме». От осознания того, сколь краеугольную традицию песнопений ему предложено воссоздавать в России и пропагандировать по всему свету, Турецкий наполнялся гордостью и азартом.

По возвращении из Штатов Михаил почти тут же отправился со своим коллективом на первые гастроли. Безусловно, момент знаковый. Хор делал шаг к намеченной цели, становился полноценной концертной единицей, а не прикладным элементом московской синагоги.

Сначала выступили в Калининграде. Уникальный сольник в органном зале на 800 мест. Акапелльный микст духовных и светских сочинений, исполненный «взводом» еврейских разноплановых солистов, вызвал восторг публики.

Турецкий заметил, что «многие зрители даже плакали». Там же, в Калининграде отметили 28-летие Михаила. И двинулись дальше. Концерт в Таллине, затем в кирхе Кингисеппа, в Светлогорске… К осени добрались до Киева, а потом дали сольник и в большом зале питерской консерватории. «Нынешнего качества звучания у нас тогда еще не было, — признает Турецкий, — но коллективом, способным выступать на серьезном, профессиональном уровне мы становились. И чувствовали, что готовы ехать с концертами в Европу».

Старый Свет оценил «чемпионов свободы» (такой пафосный и, как вскоре выяснилось, пророческий образ подобрали хору московской синагоги западные критики и импресарио) в эпохальном 1991-м. Этот год подвел итог существованию советской «империи зла» (как выразился Рональд Рейган) и кардинально преобразил жизнь синагогального коллектива под руководством Михаила Турецкого.

Заботливый «Джойнт», без шоу-бизне-совского понта, экономно, но эффективно устроил еврейском камерному хору (так гласили афиши) полезный во всех смыслах евротур. За полмесяца Турецкий сотоварищи, с «администратором Плиссом», объехали почти два десятка французских и британских городов, где дали 17 концертов. «Нам устраивали стоячие овации, — вспоминает Михаил. — Зрителями в основном были люди в кипах. Они восторгались и поражались одновременно. Ведь в Европе создать подобный хор невозможно. Где найти исполнителей такого уровня за 50 долларов в месяц? Но нами двигало желание выжить, удержаться на плаву в кризисное время и стать знаменитыми».

«Чемпионы свободы» на тех гастролях не комплексовали по поводу предлагаемых артистам бытовых условий и некоторых щепетильных бонусов. Например, зайдя в один из французских магазинов и узнав, что любой товар, выбранный ими здесь, оплатит «Джойнт», ребята, ничтоже сумняшеся, нагрузили полные тележки. Турецкий приобрел там, среди прочего, сапоги из крокодиловой кожи… Можно сказать, непроизвольно подчеркнул свой статус, всегда возвышавшийся над положением остальных участников хора. Его и селили на гастролях, по возможности, в гостинице. Другие солисты в том зарубежном турне «размещались по двое в местных семьях». Михаил предполагает, что, «во-первых, „Джойнт“ не очень хотел тратиться на отели, а во-вторых, давал нам возможность вникнуть в другую культуру, освоить иностранный язык, в попытках общения с теми, кто нас принимал в своих домах». Коммуникация народов — вещь, бесспорно, важная. Однако «наибольшее впечатление» на Турецкого производили тогда «изобильно накрытые столы». Европейцы щедро угощали молодых певцов из голодной, но приближающейся к освобождению от коммунизма России. «Худые солисты хора подходили к фуршетным столам и надолго возле них задерживались, — смеется Михаил. — Глядя на их фигуры, невозможно было представить, что они способны столько съесть. Во Франции мы в тот раз впервые попробовали киви…»

Аплодисменты, «халявные» покупки и трапезы, посещение знаменитых мировых столиц, да еще гонорар — полтысячи долларов за тур каждому хористу — недурно для международного дебюта. Турецкому эта радость досталась с наибольшим перенапрягом. Так, наверное, и положено лидеру. В своей автобиографии он отметил: «На каком-то этапе почувствовал, что могу не сдюжить, так было тяжело. На последнем концерте у меня случилось подобие частичного паралича: левая сторона туловища онемела и пришлось дирижировать одной рукой. Это от нервного истощения. Еще бы: Марсель, Монпелье, Лион, Париж. Потом 24 часа в автобусе, потом на пароме через Ла-Манш в Лондон, потом — в Манчестер…»

Хор и в особенности его вожак (Турецкий любит использовать по отношению к себе данный эпитет) уверенно накачивали творческие мускулы. «Точили» мастерство, напитывались духом, историей, сакральностью иудейской культуры. Михаил-то уж точно, после полутора лет работы с таким проектом, расслышал «зов крови», оживил еврейство своей души, нивелированное в юности советским воспитанием. Руководители «Джойнта» и московской синагоги в тот момент могли с удовлетворением полагать, что поставили «на ту лошадь». Они продолжали предоставлять хору условия для развития и в июне 1991-го на месяц отправили его «учиться в Израиль». Лекции, экскурсии, богослужения. «Я узнал, что такое большая синагога Иерусалима, — говорит Турецкий, — какая духовная энергия в ней аккумулируется, когда полторы тысячи человек в талесах одновременно молятся. Нам позволили спеть там молитву. И мы сделали это так, что вызвали легкую ревность у солистов знаменитого местного хора. Наш коллектив уже вполне мог с ним конкурировать».

Вряд ли получилась бы реальная конкуренция. Хор Турецкого, несмотря на привязку к синагоге, потенциально являлся проектом секулярным и исключительно под храмовую сень не стремился. Так что иерусалимским собратьям по цеху опасаться не стоило. Кроме того, на ниве еврейской духовной музыки подвизается не так много исполнителей, чтобы кто-то кому-то перешел дорогу.

«Такой репертуар очень сложен, — поясняет Михаил Борисович, — поэтому за него мало кто берется. Оттого и проблемы „отмывания прав“ на песни фактически нет. Можно, при желании, спокойно работать с любым еврейским духовным сочинением, не вступая в сложные юридические отношения с какими-нибудь их правообладателями.

Формируя первую программу хора, я выбирал из того объема материала, который собрал в Штатах. Порой советовался с тем же Маловани и с Владимиром Плиссом, который в теме традиций и обрядов разбирался куда лучше меня. Да и в музыкальном плане он был достаточно подкован. Поэтому мы вместе отбирали некоторые номера. Консультировал меня и главный раввин России Адольф Соломонович Шаевич. У нас были хорошие отношения. Он благоволил нашему хору и даже в „нерабочее“ время поигрывал с нами в преферанс, делая по ходу игры смачные замечания.