Давид Азио - Ван Гог Страница 12

«Старайся увидеть красивое так часто, как только можешь, – писал он Тео. – Большинство людей не находят достаточно красивым то, что видят». «Ниже я пишу имена художников, которых особенно люблю». Следует список примерно из шестидесяти имён современников Ван Гога, многие из которых давно забыты! «Но я могу продолжать в этом духе сколько угодно; потом ещё последуют все старые мастера…» (5)

Можно подумать, что читаешь рассуждения Виктора Гюго: у Винсента та же эстетика, что и у автора романа «Отверженные», который вышел из печати менее чем за десять лет до этого. Гюго заявлял об отказе от всякой критики. «Мне достаточно одной страницы, одного стиха, одного слова, чтобы полюбить автора», – писал он. У Винсента был такой же подход к живописи.

Он принимал всё. Даже если картина была несовершенна, ему хватало всего одной детали, какого-нибудь выразительного сухого пня, удачно найденного жеста, светлого или тёмного пятна. Остальное уже как бы не имело значения: он получил впечатление, ему что-то понравилось, он этим любуется, умеет любоваться и говорить об этом. Зарождавшаяся в нём интеллектуальная щедрость, его редкостная чуткость и ум позволяли ему увидеть самое главное в произведении, и он умел выразить это в словах, передать свои ощущения так, чтобы собеседнику понравилось всё, что нравится ему самому Поэтому клиенты этого крупного коммерческого заведения, приходившие покупать картины, быстро заметили нового сотрудника и часто к нему обращались. Он стал лучшим продавцом, все спрашивали его мнения и совета, так как он умел показать покупателю обоснованность его выбора, изложить соображения, которые затем этот господин или эта дама будет повторять, показывая своё приобретение гостям.

Но дело не ограничивалось только продажей картин. В магазин за красками и материалами приходили художники, и Винсент мог с ними знакомиться, вести беседы. Возможно, его репутация незаурядного продавца и то, что он был племянником хозяина заведения, также привлекали клиентов. Художники были к нему внимательны, а некоторые, например Вайсенбрух, даже приглашали к себе в мастерскую, чтобы показать свои новые работы.

Самым заметным среди живописцев, с которыми общался в те годы Винсент, был Йозеф Исраэлс. Награждённый многими премиями и дипломами, успешный художник, он в ту пору подходил к вершине своей карьеры, которая закончилась в 1911 году Незадолго перед тем художник поселился в Гааге, в красивом доме с мастерской, пол которой был обтянут бархатным ковром, а сам мастер работал за мольбертом в сюртуке и галстуке-бабочке. Бывает интересно приглядеться к баловням фортуны какой-нибудь эпохи после того, как потомки давно вынесли им свой вердикт. Рассматривая творчество этого, в сущности превосходного в своём жанре художника, можно судить о том, что отличает талант от гения. В живописной технике Исраэлс был настоящим виртуозом, впечатляющим, чутким, с богатой палитрой, но его искусство всегда заключалось в том, чтобы гармонично комбинировать достоинства живописцев прошлого: светотень Рембрандта, бархатистый мазок Вермеера, созерцательность Милле и так далее. Такие заимствования, даже если они умело обыграны, легко распознаются, тогда как индивидуальность мастера остается незамеченной. Возможно, он был слишком осторожен, слишком «обходителен», робок, слишком почтителен к покойникам, как говорил Берлиоз. Ему недоставало страсти, дерзости, крайностей или буйства, которые ведут художника на неведомые дороги, если он согласен заплатить за это соответствующую цену. Живопись Исраэлса – это изящный комплимент, адресованный прошлому, но надо признать, что некоторые его полотна замечательны. Его работы до сих пор очень высоко котируются на рынке, но исполнены они, можно сказать, в несколько старомодной манере. После своего визита к Милле в Барбизон он, подобно ему, стал писать бедных рыбаков и сцены из крестьянской жизни. Увенчанный славой при жизни, он доброжелательно отнёсся к Винсенту.

Якоб Марис – тот писал моряков и сельские виды Голландии в утончённо-серой гамме, напоминающей тона пейзажей Рёйсдала. Его брат Тейс Марис, пейзажист более мечтательный, изображал замки в тумане и более романтические и даже таинственные ландшафты. Из троих братьев Марисов он особенно нравился Винсенту. Что касается третьего, Виллема, то он писал коров, лебедей и уток на болоте, увлекался изображением больших поверхностей стоячей воды.

Несколько ббльшую роль в жизни Винсента сыграл Антон Мауве. Хотя он был старше на пятнадцать лет, они сблизились, помимо прочего, благодаря тому, что Мауве часто бывал в гостях у Ван Гогов и женился на одной из двоюродных сестёр Винсента – Ет Карбентус. На одном из его автопортретов мы видим человека, погружённого в себя или несколько спесивого. Характер явно непростой. В манере гаагских пейзажистов, работавших на пленэре, он писал довольно яркими красками пасущихся коров, крестьянские сцены, рыбаков на берегу, но был далёк от революционных живописных новаций Парижа. Это была добротная живопись, которой Винсент так восхищался, что называл художника «гением».

Но из мастеров, писавших в новом стиле, Винсент выше всех ценил Франсуа Милле, который работал в Барбизоне и с которым он ни разу не встречался. Конечно, Милле так и не пришёл к импрессионизму, но у него всегда было и до сих пор остаётся много преданных почитателей, среди которых можно упомянуть, например. Дали, и ныне его открывают заново уже не как декоратора бесчисленных загородных домов в годы Республики. Милле – мечтатель, что не могло не привлечь Винсента, и превосходный рисовальщик. Его ранние рисунки обнажённой натуры необыкновенно чувственны, его образы крестьян исполнены жизни и безупречно правдивы. Милле сам был выходцем из крестьян и изнутри чувствовал движения землепашца, выполняющего свою работу.

Когда Винсент серьёзно занялся рисунком, ему долго не удавалось сравняться с мастером, которого он принял за образец. Когда Милле рисует землекопа, мы видим, как лопата переворачивает ком земли и тело человека напрягается от усилия. В землекопах Винсента долго, очень долго этого усилия не было видно, лопата в их руках кажется «приложенной» к поверхности земли, а не вонзающейся в неё, притом что рисовальщик стремился показать тяжёлое усилие. Достаточно взглянуть на подобные сюжеты Милле, чтобы почувствовать, как у работающего крестьянина от напряжения дрожат колени.

В гаагской галерее, где работал Винсент, её директор, господин Терстег, взял юношу под своё покровительство, хотя ему самому было тогда всего двадцать четыре года. Винсент был протеже крупного акционера компании и лучшим в заведении продавцом, и семейство Терстегов часто приглашало его к себе в гости.