Саймон Монтефиоре - Красный монарх: Сталин и война Страница 12

26 декабря Сталин наконец понял необходимость перемен. Он назначил командующим Северо-Западным фронтом Тимошенко и приказал восстановить порядок в изрядно потрепанных войсках. Красноармейцы умирали от голода и холода. Даже Лаврентий Берия занял более человечную позицию. Он неоднократно докладывал Ворошилову о недостатке провианта на фронте. «У 139-й дивизии большие трудности, – сообщал нарком внутренних дел. – Не хватает продовольствия, нет бензина. Солдаты разбегаются». Сталин считал, что военные скрывают от него истинный масштаб бедствия, и верил только Мехлису.

«Белые финны опубликовали доклад об оперативной обстановке на фронте, в котором говорится об уничтожении 44-й дивизии, о тысяче наших пленных, о захвате 102 орудий, 1170 лошадей и 43 танков, – писал генсек Мехлису. – Сначала ответьте мне: это правда? Второе: где военный совет и начальник штаба 44-й дивизии? Как они объясняют свое постыдное поведение? Почему они бросили свою дивизию? Третье, почему Военный совет 9-й армии не проинформировал нас о положении дел? Мы ждем ответа. Сталин».

Мехлис примчался в Суомуссалми и нашел там хаос и неразбериху. Он не только не навел порядок, но еще больше их усилил. Лев Захарович подтвердил сообщения финнов о крупных потерях среди советских войск и расстрелял все командование. «Суд над Виноградовым, Волковым и начальником политического отдела проходил на открытом воздухе в присутствии всей дивизии, – рапортовал Мехлис. – Смертный приговор был приведен в исполнение тут же на глазах солдат и офицеров. Разоблачение предателей и трусов продолжается».

10 декабря сам Мехлис чудом избежал смерти. Он с гордостью докладывал Сталину, что его машина попала в засаду белофиннов. В отличие от большинства сталинских комиссаров Мехлис был удивительно храбрым человеком. Хотя эту смелость можно назвать и по-другому – самоубийственной удалью. Частично она объясняется тем, что, будучи евреем, Мехлис хотел стать «кристально чистым». Он действительно не раз брал командование над бегущими войсками и вел их в атаку. Мехлис и Кулик не скрывали катастрофического положения на фронте. «В войсках не хватает хлеба», – докладывал Лев Мехлис. Кулик соглашался: «Повсюду страшная неразбериха и бюрократия».

Сталин пребывал в подавленном настроении. Неудачи на фронте выводили его из себя. Временами он даже выглядел жалким и беспомощным. Хрущев видел, как генсек с очень расстроенным лицом бессильно лежал на диване. Это был предвестник нервного срыва, который случился с вождем в начале войны с немцами. От сильного напряжения Сталин заболел: его атаковали привычные стрептококки и стафилококки. Температура поднялась до 38 градусов, сильно болело горло. 1 февраля, когда Тимошенко начал наступление на финские позиции, состояние вождя улучшилось. 11-го советские войска перешли в широкомасштабное наступление. В конце концов сказалось превосходство в живой силе и технике Красной армии. Советские войска взяли верх над храбростью и стойкостью финнов. Когда к Сталину опять пришли врачи, он показал им карты.

– Сегодня мы возьмем Выборг, – радостно сообщил больной.

Финны запросили мира. 12 марта Андрей Жданов подписал мирный договор, по которому Финляндия уступала Ханко, Карельский перешеек и северо-восточный берег озера Ладоги. Всего финны лишились 55 тысяч квадратных километров территории, окружавшей Ленинград. Граница была отодвинута от колыбели революции на безопасное расстояние. Финляндия в ходе боев потеряла около 48 000 человек, Сталин – втрое больше, свыше 125 000. «Красная армия никуда не годилась», – позже скажет Сталин Черчиллю и Рузвельту.

Через много лет Хрущев обвинял Ворошилова в преступной халатности. Он язвительно шутил, что нарком обороны проводил больше времени в студии придворного живописца Герасимова, чем в своем комиссариате. Сталин изливал свой гнев в Кунцеве. Он набросился на Ворошилова, который не стал молча выслушивать упреки. Покраснев как рак, красный маршал начал кричать на Сталина:

– Ты сам должен винить себя во всем этом! Это ты уничтожил старую гвардию нашей армии, ты перебил лучших генералов.

Ворошилов схватил блюдо с молочным поросенком и бросил его на пол. Хрущев, присутствовавший при этом разговоре, говорил, что никогда не видел, чтобы со Сталиным обращались подобным образом. Такое поведение могло сойти с рук только Климу.

И все же Ворошилову пришлось взять на себя всю вину за неудачное течение Северной войны. 28 марта 1940 года он покаялся на заседании ЦК партии: «Должен признаться, что ни я, ни Генеральный штаб не имели ни малейшего представления об особенностях и трудностях, с которыми будет связана эта война». Мехлис ненавидел наркома. Он мечтал свалить соперника и занять его должность. Политрук заявил, что Ворошилов «не может просто оставить свой пост – его следует сурово наказать за допущенные ошибки». Любого другого на месте Климента Ефремовича в данной ситуации ждала бы неминуемая смерть, ему же все сошло с рук. Сталин не мог себе позволить уничтожить старого друга.

«Мехлис выступил с истеричной речью…» – заметил генсек, давая понять, что истерика мрачного демона недопустима и что Ворошилова нельзя трогать.

В середине апреля Сталин провел уникально откровенный для Советского Союза Высший Военный совет, на котором серьезность обсуждаемых вопросов нередко граничила с комизмом. Один из военачальников признался, что солдаты и офицеры сильно удивились, обнаружив в Финляндии густые леса.

– Нашим военным следовало бы знать, что в Финляндии есть леса. – Вождь невесело усмехнулся. – Леса там были и при Петре, и при Елизавете, и при Екатерине, и даже при Александре! Это уже четыре раза… Ничего не изменилось и сейчас! Леса в Финляндии никуда не исчезли.

Смех в зале.

Иосиф Виссарионович еще сильнее рассердился, когда Мехлис сообщил, что финны часто нападали во время послеобеденного отдыха наших войск.

– Послеобеденный сон? – в гневе воскликнул Сталин.

– Да, час сна после обеда, – подтвердил Григорий Кулик.

– Люди спят после обеда в домах отдыха! – проворчал Сталин.

И все же Сталин защищал саму кампанию.

– Могли бы мы избегнуть этой войны? – спрашивал он и сам отвечал: – Думаю, нет. Война, на мой взгляд, была неизбежна. Задержка с ее началом в пару месяцев могла бы означать для нас задержку в двадцать лет.

Сталин захватил больше территории, чем в свое время Петр Великий. Однако предупредил своих военачальников, что времена меняются и в 1940 году нельзя воевать теми же методами, как в 1918-м.