Максим Чертанов - Эйнштейн Страница 12

В июле 1900-го оба сдавали последние экзамены и писали диплом на одну тему — теплопроводность. Зелиг: «За три дня до выпускного Вебер выразил недовольство тем, что Эйнштейн написал дипломную работу, посвященную малоинтересной для Вебера теме — теплопроводности, и не на той бумаге, которой предписывалось пользоваться. По его настоянию Альберту пришлось заново переписывать всю работу». По итогам экзаменов у него был средний балл — 4,91, у нее — 4 (этого для диплома не хватило — придется пересдавать через год). Она вернулась к родителям в Воеводину. А он 28 июля получил диплом преподавателя математики. Надеялся, что оставят работать в Политехникуме. Но Гроссмана, Эрата и Коллроса оставили, а его — нет. И на антисемитизм не спишешь: они тоже евреи. Многие биографы полагают, что тут виноват совсем рассорившийся с Эйнштейном Вебер, он же и Милеву нарочно «завалил». Эйнштейн, во всяком случае, был в этом уверен и после смерти Вебера в 1912 году говорил, что это «благо для Политехникума».

С 21 июля по 9 августа он отдыхал с матерью, сестрой и теткой на курорте Мелхталь и там сообщил Полине, что женится. Майя вспоминала, что мать была в бешенстве, и предупреждала брата, что лучше помалкивать. Тот не смог. Милеве, 22 июля: «Как ты понимаешь, я не сумел удержать свой большой рот на замке». Он пересказал ей разговор с матерью: та утверждала, что Милеву «ни в одной приличной семье не примут», что «если она беременна, это кошмар» и что «когда тебе исполнится тридцать, она будет старухой». Однако уже 1 августа он сообщал Милеве: «Мама потихоньку сдается». Он написал отцу, но и тот его не поддержал, правда, с другой аргументацией: «Жена — это роскошь, которую мужчина может себе позволить лишь после того, как твердо встанет на ноги». Альберт — Милеве, 6 августа: «Я очень низкого мнения о таких отношениях мужчины с женщиной. Это ставит жену и проститутку на одну доску, с той разницей, что у жены контракт пожизненный… Как много существ типа моих родителей находят свое существование нормальным! А я пытаюсь сохранить своих родителей, идя с ними на компромисс во всем, кроме главного — тебя!»

Он не бездельничал, писал работу по капиллярности — явлению, заключающемуся в том, что поверхность жидкости деформируется при соприкосновении со стенками сосуда. 9 августа поехал в Цюрих: там, говорят, есть вакансия ассистента у профессора Гурвица (ничего так и не выяснил). Милеве оттуда: «Я был свободен, но мне не хватало твоих маленьких ручек и твоих губ, обители нежности и поцелуев… Без тебя у меня пропадает уверенность в себе, удовольствие от работы, радость от жизни, короче, без тебя моя жизнь — не жизнь». Уговаривал ее отдыхать, побольше есть, чтобы стать «пухленькой как пышка», не перегружать себя учебой. «С нетерпением жду минуты, когда снова смогу обнять тебя и крепко прижать к себе, когда снова начнется наша совместная жизнь. Мы сразу же засядем за физику, и денег у нас будет полным-полно». Отец потребовал, чтобы он приехал в Милан — ознакомиться с производством как будущий наследник. Съездил — он старался не злить родителей. Милеве, 30 августа: «Мои родители в ужасе от моей любви к тебе. Мама все время рыдает, и у меня нет ни минуты покоя. Родители оплакивают меня, будто я умер. Снова и снова они мне говорят, что я делаю ошибку, выбрав тебя… Они говорят, что ты нездорова… Долли! От этого можно сойти с ума. Все кругом ведут себя как одержимые».

1 сентября отец повез его осматривать электростанции. 3 сентября, Милеве: «Они вроде малость успокоились. Я думаю, они полюбят тебя, когда узнают… Я только теперь понял, как безумно люблю тебя. Когда тебя со мной нет, я не знаю, что с собой делать. Когда я сижу, мне хочется отправиться на прогулку, когда гуляю, мне хочется вернуться домой, когда развлекаюсь, мне хочется учиться, когда сажусь заниматься, то не могу сосредоточиться; а когда ложусь спать, то недоволен тем, как провел день». В конце сентября снова к Гурвицу, тот велел подождать. Милеве, 3 октября: «Ты тоже не можешь больше выносить эту мещанскую жизнь, правда? Тот, кто попробовал свободу, не сможет терпеть это больше. Как я счастлив, что нашел в тебе существо, равное мне, такое же сильное и независимое, как я… Мои родители отступили с недовольством в битве за Долли, хотя они думают, что это я проиграл ее… Мои исследования по капиллярности представляются мне чем-то новым, когда будем снова вместе в Цюрихе, попытаемся сделать кое-что эмпирическое по этому предмету… Если это действительно закон природы, мы пошлем это в „Анналы“». («Анналы физики» — престижнейший немецкий журнал.) 7 октября он приехал в Цюрих — Гурвиц ему отказал: Эйнштейн все еще не швейцарский гражданин и вообще лицо без гражданства. В 1936-м он вспоминал: «Я внезапно оказался всеми покинут, и столкновение с жизнью привело меня в полную растерянность».

Остается только давать частные уроки. Он поселился у той же Хеги по новому адресу: Дольдерштрассе, 17. Приехала Милева со своей сестрой Зоркой. Писал Элен Кауфман: «Мы держимся частными уроками, хотя их очень трудно найти. Не цыганская ли это жизнь кочевая? Но я уверен, что мы будем так же счастливы, как теперь». Он навестил Майю в Аарау, потом решил писать диссертацию и таким образом пробиться в институтские преподаватели, темой взял термоэлектричество (как электрический ток получается от разности температур), руководителем — Вебера, несмотря на взаимную ненависть — других профессоров физики просто не нашлось. 19 октября наконец внес деньги за швейцарское гражданство и подал прошение, ответив на вопросы анкеты — о здоровье, о пьянстве, о заработке и т. п. («Кто ваш семейный врач?» — «Я еще никогда не обращался к врачу». — «Какой собственностью вы владеете?» — «Никакой, но у меня есть маленький доход приблизительно от восьми частных уроков в неделю… Я трезвенник…») Приврал: и к врачу уже обращался, и уроков не было — только поданные объявления. Но постепенно ученики появлялись.

А пока он писал работу о капиллярности. Там он вывел формулы — не будем морочить ими голову читателю-«лирику». Суть этой работы, как впоследствии считал он сам и его биографы, в том, что он пытался доказать реальность существования молекул и атомов, в которые, напомним, многие серьезные физики не верили. (Бессо о нем: «…был поглощен проблемой осязаемости атомов и эфира».) Если атомы есть, их можно сосчитать и измерить — этим он и занимался в своей статье. 13 декабря он отправил ее в «Анналы». Милева — Элен Кауфман, 20 декабря: «Альберт написал статью по физике, ее, вероятно, скоро напечатают в „Анналах физики“. Ты не можешь представить, как я горжусь моим любимым. Это не какая-нибудь газетенка, а солидный журнал. Там написано о жидкостях».