Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве Страница 12

Вдова богатого фармацевта Берта Фанта каждый четверг превращала свой дом на Староместской площади в салон пражских интеллектуалов. Кроме удовлетворения своих духовных запросов, мадам Берта преследовала и чисто земные цели: как-никак, две дочери были на выданье.

Именно в этом салоне Эйнштейн познакомился с молодым писателем Максом Бродом, историком, специалистом по санскриту Морицем Винтерницем, философами Хуго Бергманном и Мартином Бубером. Время от времени здесь появлялся и мало кому известный чиновник страховой компании Франц Кафка, который тихонько располагался где-нибудь в углу, пил кофе и старался никому не мешать. (В то время, пожалуй, лишь Макс Брод знал, что Франц всерьез занимается литературой. Позже, кстати, именно Брод, к счастью, не исполнил посмертную волю друга – не сжег его рукописи, а опубликовал, прославив имя Кафки.)

С коллегами по кафедре Эйнштейн не находил дружеского взаимопонимания и реальной поддержки. Он видел: «Они либо надменны, сохраняя аристократизм, либо раболепны». Бесил бюрократизм: «Бесконечно количество бумаг по поводу ничего не значащего дерьма». Раздражала общепринятая профессорская униформа для особых случаев – треуголка с перьями, брюки с золотыми лампасами, генеральская шинель, шпага. А ко всему еще и обязательность визитов, участия в официальных церемониях и прочие докучливые фомальности. Например, всенепременное присутствие в траурных мероприятиях.

Однажды, шагая в скорбной колонне вслед за гробом совершенно не знакомого ему покойника, Альберт Эйнштейн не сдержался и шепнул на ухо какому-то профессору: «Знаете, присутствие на похоронах, по-моему, это то, что ты делаешь, дабы угодить людям вокруг… Мне это напоминает усердие, с которым мы чистим ботинки каждый день только потому, чтобы никто не сказал, что мы носим грязные ботинки».

Отрываясь по временам от работы над новой теорией гравитации, Эйнштейн любил постоять у окна своего кабинета, откуда был виден чудесный парк. По утрам там обычно прогуливались женщны, а во второй половине дня почему-то только мужчины. Кто – в одиночку, погруженный в свои раздумьях, некоторые же собирались в группы, что-то бурно обсуждая между собой. Профессор с большим интересом наблюдал за этой праздной, несколько странной публикой. Когда ему объяснили, что парк принадлежит крупной психиатрической лечебнице Богемии, а эти люди ее пациенты, Эйнштейн долго смеялся: «Теперь понятно. Это – сумасшедшие люди, которые не посвятили себя квантовой теории…»

Однако не столько подобное соседство угнетало и портило ему настроение, сколько никак не складывающиеся отношения с местной профессурой, непрекращающиеся межклановые дрязги и интриги.

Совсем иную атмосферу, искреннюю, теплую, творческую, он ощутил на первом съезде ведущих физиков Европы, которую в Брюсселе организовал бельгийский миллионер и меценат Эрнест Сольвей. Кого там только не было! И Планк, и Резерфорд, и Ланжевен, и Лоренц, и Пуанкаре… В перерыве между научными дискуссиями Макс Планк познакомил своего подопечного с молодой высокой женщиной в черном платье:

– Мадам Мари Кюри – мсье Альберт Эйнштейн.

Женщина улыбнулась, сняла печатки, обнажив руки, обожженные лучами радия, и сказала:

– Вот реальное подтверждение энергии. Пароль: Е=mc2. Верно?

– Мадам, вы очаровательны…

Они много общались, и их симпатия оказалась взаимной.

А вскоре так случилось, что Альберт был вынужден вступиться за женскую честь Марии и протянуть ей дружескую руку помощи и поддержки. Сразу после сольвеевской конференции в Париже разразился грандиозный скандал, который непосредственным образом касался Мари Кюри и ее молодого возлюбленного Поля Ланжевена. Жена Ланжевена, узнав о романе своего мужа, наняла какого-то ушлого прохиндея, который проник в дом Кюри и выкрал любовную переписку. Эти письма взбешенная ревнивица передала в газеты. Разъяренная пуританская (?) французская публика и не менее высокоморальная пресса по возвращении Мари из Брюсселя устроили мадам форменную обструкцию: пикетировали ее дом, преследовали малолетних дочерей. Дошло до того, что секретарь Шведской академии написал несчастной женщине, что ей, пожалуй, не стоит приезжать в Стокгольм на торжественную церемонию вручения Нобелевской премии, которая была присуждена Марии Склодовской-Кюри за выдающиеся открытия в области химии. Но она приняла премию, хладнокровно заявив при этом, что не видит никакой принципиальной связи между своей научной работой и фактами ее личной жизни.

Восхищенный Эйнштейн тут же написал несгибаемой женщине:

«Глубокоуважаемая мадам Кюри!

Прошу не смеяться над моим решением написать Вам. Стоит признать, ничего целесообразного я Вам сейчас не поведаю. Но меня привело в ярость свинское поведение общественности по отношению к Вам. Я просто-напросто не могу об этом молчать – мне нужно выплеснуть эмоции. Однако я убежден, что такой тактичный человек, как Вы, особо и не обращает внимания на то, что о нем пишут, будь то хвалебная ода или же грязные сплетни, которые претендуют на то, чтобы стать сенсацией.

Должен Вам сказать, что восхищаюсь Вашим умом, энергией и харизмой, которую Вы излучаете, а также Вашей честностью, и, по правде говоря, я был неизмеримо рад возможности лично познакомиться с Вами тогда в Брюсселе. Скажу Вам больше… Все те, кто не принадлежит к числу этих рептилий, чрезвычайно счастливы, что вообще имеют привилегию быть знакомыми с такими людьми, как Вы и Поль.

Если этот скандал, связанный с Вами, будет все еще продолжаться, и эти выродки так и не оставят Вас в покое, дам Вам совет: просто закройте глаза и вообще не читайте всю эту чепуху, лучше оставьте ее тем идиотам, для которых она состряпана.

С самыми наилучшими пожеланиями Ваш искренний друг Альберт Эйнштейн».

…Тем временем Эйнштейн решил все же навсегда покинуть Прагу. Город ему очень нравился. А люди… Люди встречались разные, «совсем чужие», как сообщил он другу Бессо.

Пора возвращаться в Цюрих, в свой Поли. Летом, перед началом учебного года, к нему в гости наведалась Мари Кюри вместе своими двумя очаровательными девочками – Ирен и Евой. Эйнштейн, прихватив с собой старшего сына Ганса-Альберта, предложил всей компанией совершить восхождение на удивительной красоты ледник Энгадин.

«Когда мы поднимались на кручу, – позже рассказывала отважная женщина, – и надо было внимательно следить за каждым шагом, Эйнштейн вдруг остановился и сказал: «Да, дорогая Мари, а задача, которая сейчас стоит передо мной, – это выяснить подлинный смысл закона падения тел в пустоте…» И потянулся за листком бумаги и карандашом, которые торчали у него в боковом кармане…»