Кристофер Хибберт - Бенито Муссолини Страница 12

Чтобы укрепить опору фашистов, он ссылался, в частности, на огромную роль, которую савойская династия играла и будет играть в истории страны, хотя незадолго до этого он часто говорил о «республиканских тенденциях фашизма». В стремлении добиться поддержки Джолитти на включение фашистских кандидатов в его список, он был готов поддержать Рапалльский договор, который не удовлетворил притязаний Италии на Далмацию. Желая заручиться поддержкой промышленников и производителей, финансовая помощь которых была ему крайне необходима, он заявил в одном из своих резких выступлений в палате депутатов, что следовало бы покончить «с дальнейшими попытками захвата предприятий», хотя подобные акции он поддерживал всего за полтора года до этого.

И тем не менее в августе 1921 года он сделал большой шаг в противоположном направлении, подписав акт примирения с социалистами и заявив, что «смехотворно говорить о том, что итальянский рабочий класс движется к большевизму»; он пообещал защищать данный пакт изо всех сил. «Если фашизм не пойдет за мной в сотрудничестве с социалистами, — добавил он, — тогда никто не заставит меня идти за фашизмом». Но спустя три месяца, когда стало ясно, что фашизм не готов идти за ним, а фашистские союзы не пожелали прислушаться к его предостережению о том, что власть ускользает у них из рук и необходимо закрепить успехи фашистов с помощью парламентского компромисса, пакт был отвергнут. И все это время, постоянно подчеркивая на совещаниях фашистов, что необходим и неизбежен государственный переворот, который покончит с парламентом и либеральным государством, он столь же настойчиво сдерживал своих более нетерпеливых коллег Итало Бальбо, Дино Гранди и Роберто Фариначчи от практического осуществления этих идей. В отличие от них он не был столь уверен в том, что фашизм достаточно силен и можно наверняка рассчитывать на успех, и активнее, чем они, стремился к тому, чтобы фашисты достигли власти при одобрении народа. Многие фашистские депутаты прошли в палату с помощью дубинок их сторонников, и количество смертей в день голосования встревожило его. «Беда Муссолини заключается в том, — заявил один из его исключительно жестоких приспешников, — что он желает всеобщего благословения и меняет свою позицию по десять раз в день, чтобы получить его».

В августе 1922 года после многих месяцев колебаний и сомнений Муссолини счел, что настало его время. На тот месяц к возмущению отчаявшейся общественности была назначена всеобщая забастовка. Муссолини заявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты. Ему вновь представилась возможность прибегнуть к насилию во имя закона и порядка. В Анконе, Легорне и Генуе «сквадристы» атаковали принадлежавшие социалистической партии здания и сожгли их дотла. В Милане они вывели из строя типографское оборудование «Аванти!».

Спустя два месяца на партийном съезде в Неаполе Муссолини, находясь под явным впечатлением решимости 40 000 фашистов, говорил и угрожал больше обычного. «Мы имеем в виду, — заявил он, — влить в либеральное государство, выполнившее свои функции… все силы нового поколения, проявившиеся в результате войны и победы… Либо правительство будет предоставлено в наше распоряжение, либо мы получим его, пройдя маршем на Рим».

«Рим! Рим», — закричали клакеры. «Рим! Рим!», — вторили им тысячи голосов.

2

Поход на Рим уже обсуждался Муссолини и четырьмя ведущими фашистами, которых позднее стали называть «квадрумвирами». Это были Итало Бальбо, исключительно красивый 26-летний лидер «сквадристов»; генерал Эмилио де Боно, в прошлом — командир IX корпуса итальянской армии; Чезаре Мария де Векки, депутат от партии фашистов; Микеле Бьянки, генеральный секретарь партии. Бальбо позднее высказал мнение, что именно он с Бьянки выступил с идеей похода на Рим, а Муссолини занял столь осторожную позицию, что пришлось сказать ему, что марш на Рим состоится, хочет он этого или нет. Версия Муссолини расходится с приведенной, но нет сомнения, что независимо от того, были его колебания искренними или нет, они, несомненно, позволили ему поддерживать контакт со всеми своими противниками, каждый из которых до последнего момента надеялся на то, что даже в такое время он предпочтет сотрудничество с ними вместо того, чтобы возглавлять чисто фашистскую революцию. Во всяком случае ясно, что вернувшись в октябре с неапольского съезда, он был убежден, что настало время действий и что правительство Луиджи Факти, пришедшее на смену кабинета Иваноэ Бономи (который ранее сменил кабинет Джолитти), не способно и не готово противостоять решительным действиям. 27 октября в нескольких городах Италии произошли фашистские мятежи, и «квадрумвиры» призвали Факти уйти в отставку. На следующее утро четырьмя колоннами начался марш на Рим. Вынужденное наконец действовать, правительство объявило о желании ввести военное положение, однако король, опасавшийся, что это приведет к гражданской войне и почти уже готовый смириться с фашистским правительством, отказался подписать декрет и тем самым лишил кабинет власти. В условиях отчаянного положения, сложившегося в связи с приближением фашистских колонн к столице, отдельным лидерам фашистской партии было предложено занять места в новом коалиционном правительстве правых под руководством Антонио Саландры. Гранди и де Векки советовали Муссолини принять это предложение. Однако он отказался. Он рассчитывал теперь на всю полноту власти и не был склонен к компромиссу, хотя его и преследовал страх, что, возможно, он зашел слишком далеко.

Он по-прежнему находился в Милане. Его офис был окружен армейскими частями и полицией, и он продолжал выглядывать из окна и постоянно осведомляться о новостях по телефону. Он делал огромные усилия, чтобы казаться спокойным и уравновешенным, однако его возбуждение походило на истерию. Когда танковый дивизион двинулся по улицам в направлении «Пополо д'Италия», он выбежал из здания с винтовкой в руках, выкрикивая что-то несвязное, и чуть было не был подстрелен своим же сторонником, который был возбужден еще более него. Фактически маршу фашистов не было оказано никакого сопротивления. Армия и полиция были готовы оставаться в стороне и не вмешиваться в ход событий.

Наконец из Рима раздался телефонный звонок: его вызывали к королю на консультацию. «Подтвердите приглашение письменно», — коротко сказал он. Самообладание возвращалось к нему. Вскоре пришла телеграмма: «Очень срочно. Прочитать немедленно. Муссолини — Милан. Его Величество Король просит Вас незамедлительно прибыть в Рим, так как он желает предложить Вам взять на себя ответственность сформировать Кабинет. С уважением. Генерал Читтадини».